Алек Эпштейн - Израильтяне и палестинцы. От конфронтации – к переговорам и обратно

Во-вторых, хотя Анвар Садат был тем человеком, который начал 6 октября 1973 года самую тяжелую из всех войн, которую Израилю довелось вести после 1949 года, его решительные жесты – предложение заключения мирного договора, прибытие в Иерусалим, выступление в кнессете – подкупили многих жителей еврейского государства, поверивших в то, что отношение А. Садата к Израилю изменилось кардинальным образом. Подобного консенсуса относительно Я. Арафата не было и в помине, большинство граждан Израиля ни на каком этапе не верили в то, что он стремится к миру, а волна террористических актов в Иерусалиме и Тель-Авиве в феврале – марте 1996 года окончательно подорвала его статус в глазах подавляющего большинства израильтян. Иными словами, если в ментальный переход А. Садата от «эпохи войны» к «эпохе мира» израильтяне в целом поверили, то в такой переход Я. Арафата – нет.

В-третьих, несмотря на то что с Египтом Израиль воевал пять раз (в 1948, 1956, 1967, в ходе Войны на истощение 1967–1970 и в 1973 году), а с Организацией освобождения Палестины – только один (речь идет о Первой ливанской войне 1982–1985 годов, начатой после того, как боевиками ООП был тяжело ранен израильский посол в Лондоне Шломо Аргов), ООП считалась куда более опасным политическим и идеологическим противником Государства Израиль. Хотя на фронтах израильско-египетских войн погибло куда больше людей, чем стали жертвами террористической деятельности ООП, общество традиционно относится к тому, что люди гибнут в войнах, с куда большим пониманием, чем к тому, что люди гибнут в террористических актах. ООП на протяжении многих лет объединяла организации, совершившие наибольшее количество терактов против Израиля и израильтян, в т. ч. и за пределами страны: ФАТХ, Народный фронт освобождения Палестины, Демократический фронт освобождения Палестины… Соответственно отношение к ней было не как к политической организации, борющейся за национальную независимость своего народа, а как к террористической банде. Имеет смысл напомнить, что в то время, когда в Осло велись тайные переговоры, сам факт контактов с представителями ООП являлся противоправным деянием по действовавшему в стране законодательству.

В-четвертых, подписание мирного договора с Египтом предусматривало отступление хоть и с очень большого, по израильским меркам, Синайского полуострова (его площадь почти втрое превышает суверенную территорию Государства Израиль в пределах «зеленой черты»), но речь не шла о земле, являющейся частью «исторической Эрец-Исраэль», – в соглашениях Осло речь как раз шла о районах, имеющих важнейшее историко-религиозное значение для иудаизма и еврейского народа: городах Хевроне, Шхеме, Иерихоне, Вифлееме… Кроме того, если считать «план Алона» [27]де-факто основным документом, долгие годы определявшим израильскую политику по вопросу о границах, то разница между Синаем, с одной стороны, и отдельными районами Иудеи, Самарии, Иорданской долины и Газы, с другой, становится очевидной: соглашения Осло требовали от Израиля отказаться от ряда территорий, имеющих, согласно распространенному мнению, чрезвычайно большое оборонное значение, в то время как реализация договора с Египтом требовала менее болезненных территориальных уступок.

В-пятых, процесс Осло открывал совершенно другую страницу истории, чем мирный договор с Египтом. Соглашение М. Бегина и А. Садата возвращало два государства к ситуации, существовавшей в период с 1957 по 1967 год, с относительно небольшими отличиями: между государствами заключался договор, ознаменовавший начало «холодного мира» (за тридцать лет, прошедших после подписания мирного соглашения, президент Египта лишь однажды посетил Израиль – после убийства И. Рабина в 1995 году), а сектор Газа не передавался под контроль Египта. Однако и в 1957–1967 годах (до начала Шестидневной войны) между Израилем и Египтом де-факто было состояние «холодного мира». Соглашение Осло, напротив, открывало новую эпоху, которую было не с чем сравнить, и потому любые, даже самые апокалипсические прогнозы не казались заведомо невозможными. Нужно прямо сказать, что жизнеутверждающие мечты многих израильских левых о «новом Ближнем Востоке» не сбылись ни с какой стороны, но равным образом не реализовались и душераздирающие прогнозы правых о палестинских силовых структурах, под управлением лично Ясира Арафата идущих с оружием в руках на штурм Иерусалима (Эль-Кудса). В последующие годы ситуация развивалась много хуже, чем прогнозировали идеологи процесса Осло, но все же несколько лучше, чем предрекали критики из праворадикальных кругов. Факт, однако, состоит в том, что из всех миротворческих инициатив Израиля данный процесс оказался наиболее зависимым от внутренних противоречий, что в итоге привело к убийству И. Рабина. Взаимодействие между внутренними и внешними факторами, среди которых надо выделить многочисленные террористические акты, привело к поражению Шимона Переса на первых в истории Израиля прямых выборах премьер-министра в 1996 году.

Нужно отметить, что инициатива данного мирного процесса исходила непосредственно от израильтян и палестинцев, а не от Соединенных Штатов, Российской Федерации, Великобритании или любой другой внешней стороны. Впервые в истории миротворческой политики Израиля США принимали столь незначительное участие в переговорном процессе. Тот факт, что стороны оказались предоставлены сами себе, имел крайне благотворное влияние на ход переговоров, так как превращал любые «инициируемые кризисы» в заведомо бессмысленные: не было никакого третьего участника, от которого можно было ожидать давления в адрес «излишне упорствующей» стороны. Стороны осознавали, что в случае чего их некому мирить, дорожа поэтому каждой достигнутой договоренностью.

Тупиковая ситуация в переговорах в рамках Мадридского процесса, ни шатко ни валко шедших в Вашингтоне, разумеется, оказывала влияние на членов команды Ш. Переса – Й. Бейлина, видевших свою главною задачу в «продвижении на пути к миру». Довольно шаткое положение Организации освобождения Палестины представляло другую угрозу, так как ей на смену могли прийти радикальные исламистские движения. Израильской армии и силам безопасности на протяжении пяти с лишним лет не удавалось сломить палестинскую интифаду, вследствие чего и в руководстве вооруженных сил, и в правительстве усиливалось мнение о необходимости поиска политического решения проблемы. Генерал армии Дан Шомрон, который был начальником Генерального штаба во время первой интифады, заявил, что выполнить требование о силовом искоренении интифады означало бы пойти вразрез с нормами и ценностями, по которым живет гражданское общество, и что поэтому армия может подавлять и сдерживать интифаду, но не может положить ей конец [28]. Как следствие, усиливалось желание «выйти» из противостояния с палестинскими арабами, передав всю полноту ответственности за происходящее на территории какой-либо силе, которая будет эту ответственность нести. Члены команды Ш. Переса – Й. Бейлина считали Организацию освобождения Палестины наименьшим из возможных зол в этой связи.