Юрий Слёзкин - Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера

Впрочем, романтический примитивизм не исчез полностью. Туземца могли упрекать за поедание тухлой рыбы, дурное обращение с женой и умерщвление престарелых родителей, но его нельзя было не похвалить за простоту, великодушие и терпение. Подобное сочетание презренного и прекрасного стало каноническим в начале века и оставалось общепринятым более ста лет. Даже самые суровые критики (большинство которых были сибирскими интеллигентами) впадали в сентиментальность, говоря о «простодушных чадах природа», которые «не думают о богатстве, о чести, о славе; не заботятся о завтрашнем дне» {312} 312 Корнилов А.М. Замечания о Сибири сенатора Корнилова. СПб., 1828. С. 56; Калашников И. Дочь купца Жолобова. Ч. 4. С. 139. См. также: Абрамов Н.А. Описание Березовского края. С. 335, 353; Белявский Ф.И. Поездка к Ледовитому морю. С. 165—166; Булычев И. Путешествие по Восточной Сибири. С. 79, 184, 240; Степанов А.П. Енисейская губерния. Т. 2. С. 61. . Старый способ описания через отсутствие оказался перевернутым с ног на голову. Туземцев по-прежнему определяли через то, чего у них не было или о чем они не заботились, но отношение к отсутствующим качествам резко изменилось. Самоеды, которые для Радищева и Зуева были «глупейшим» народом Западной Сибири, стали предпочтительнее, чем их соседи-остяки {313} 313 Радищев А.Н. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 135; Зуев В.Ф. Материалы по этнографии Сибири XVIII в. С. 23. Ср.: Абрамов Н.А. Описание Березовского края. С. 355; Кастрен М.А. Путешествие Александра Кастрена. С. 265; Белявский Ф.И. Поездка к Ледовитому морю. С. 165—166; Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. С. 5. ; [38] Среди самоедов язычники были более «естественными», чем христиане. См., напр.: Иславин В. Самоеды в домашнем и общественном быту. СПб., 1847. С. 108. «вольные» и беззаботные кочевые народы считались морально выше оседлых; а всеобщими любимцами из числа кочевников оставались «бодрые» и гордые тунгусы (эвенки) {314} 314 Булычев И. Путешествие по Восточной Сибири. С. 79, 240; Дитмар К. Поездки и пребывание в Камчатке. С. 435, 440; Wrangell Ferdinand von [Врангель]. Narrative of an Expedition to the Polar Sea. P. 208; Степанов А.Л. Енисейская губерния. Т. 2. С. 61, 73. .

Противоречивость образа коренных северян лучше всех выразил наиболее известный и наиболее преданный их исследователь, финский лингвист Матиас Александр Кастрен. Будучи сам в высшей степени романтической натурой, Кастрен путешествовал по всей Сибири в поисках исторических корней своего народа, пока северный климат не унес его жизнь в возрасте сорока лет. Он жил среди своих «дальних родичей», самоедов, и неустанно изучал их язык и культуру, но его возмущало их отношение к женщинам, их пьянство, их пища, грубость, мрачность, «своекорыстная» религия и неспособность различать добро и зло: «Иногда мне приходило даже в голову, что светлый инстинкт, невинная простота, добродушие этих так называемых детей природы могли бы во многих отношениях пристыдить европейскую мудрость; но вообще в продолжение моих странствований по пустыням, к крайнему сожалению, я замечал рядом с хорошими чертами характера столько отвратительного, грубо животного, что я не столько любил, сколько жалел их» {315} 315 Кастрен М.А. Путешествие Александра Кастрена. С. 134—135, 139, 142, 146, 148-149, 188, 191, 228-231, 307, 335, 345, цитата — с. 178. .

Превращение коренных северян в дикарей совпало с их закатом в качестве ясачных людей. К началу 1800-х годов войны, эпидемии и резкий рост численности чукотских стад привели к переменам миграционных путей дикого северного оленя. В результате этого без средств к существованию оказались многие юкагиры, ламуты, эвенки и коряки {316} 316 Гурвич И.С. Этническая история северо-востока Сибири. С. 136—137, 151, 104—105, 183—184; Вагин В.И. Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского в Сибири. Т. 1. С. 380-387, 402—403, а также Т. 2. С. 27-30, 53, 416-421. . В первой четверги XIX в. тысячи людей умерли от голода, переселились в другие регионы или присоединились к более благополучным сообществам {317} 317 Гурвич И.С. Этническая история северо-востока Сибири. С. 138—142, 155, 185-186. . Между тем общинные ясачные оклады, установленные Ясачной комиссией, оставались неизменными. Как заметил один местный чиновник, «поскольку в некоторых родах немного людей, а в других родах имеется больше, а также из-за перемен в образе жизни и охоты, настоящие способы выплаты ясака стали крайне неравными для ясачных людей, и для некоторых из них — совершенно разорительными» {318} 318 Залкинд Е.М. Ясачная политика царизма в Бурятии. С. 244. . [39] Следует заметить, что некоторые родовые группы исчезли только на бумаге, поскольку местные чиновники вычеркнули переживших голод или приписали их к другим ясачным волостям. См.: Прутченко С. Сибирские окраины. С. 119; Вагин В.И. Исторические сведения о деятельности графа М.М. Сперанского в Сибири. Т. 1. С. 89.

Жалобы такого рода, а также отчаянные мольбы о снисхождении, поступавшие от сибирских купцов, игнорировались в столице до тех пор, пока губернатор И.Б. Пестель пользовался благоволением всемогущего графа А.А. Аракчеева {319} 319 Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. СПб., 1861. Т. 2. С. 171-173. . Как только он его потерял, он лишился и своей должности, а в 1816 г. Александр I вернул из ссылки М.М. Сперанского и в 1819 г. отправил его в Сибирь «вынести на месте решение о наиболее подходящих организации и управлении этой удаленной областью» {320} 320 Там же. С. 176. См. также: Сперанский М.М. Письма к дочери // РА. 1868. Т. 6. С. 1201. . В бытность свою государственным секретарем молодого царя Сперанский взбудоражил российское «общество», написав проект далеко идущей административной реформы. Реформа не была приведена в действие, а ее автор был смещен, но теперь они были возвращены к жизни во благо многострадальных сибиряков. Обитателям «этой удаленной области» (никто толком не знал, была ли она частью России) предстояло получить то, на что тщетно надеялась столичная молодежь, — новое административное устройство. Страна блудных сынов и «отпрысков природы» должна была превзойти свое отечество. «Научась опытом покоряться Промыслу, — писал Сперанский Аракчееву, — иду в предлежащий мне путь, конечно, не без прискорбия» {321} 321 Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. С. 183. .

Романтический мир, в котором жил Сперанский и многие его современники, состоял из органических наций, каждая из которых обладала своим собственным духом, своим жизненным циклом и своим уникальным вкладом в целое. Решающий первый шаг состоял в том, чтобы определить, какие группы людей обладают этими качествами и потому могут считаться «историческими нациями». Большинство образованных россиян исходили из того, что их необразованные соотечественники («народ») составляют нацию, по отношению к которой они, интеллигенты, являются либо изгоями, либо передовым отрядом. Более того, благодаря живучести старого «государственного принципа» русские обычно рассматривались как единственная историческая нация Российской империи. А это означало, что, за возможным исключением поляков, все прочие подданные царя должны были в конечном счете стать русскими — незамедлительно, как предлагал «официальный народник» М.П. Погодин, или со временем, как полагал декабрист П.И. Пестель {322} 322 Riasanovsky N. Nicholas I. P. 144, 159; «Русская Правда» П.И. Пестеля и сочинения, ей предшествовавшие / Ред. М.В. Нечкина. М., б.г. С. 149. .