Грэм Робб - Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира

Влияние всего этого на местных жителей легко вообразить, но трудно описать словами. Появление массового туризма в местности, не изуродованной грабительским предпринимательством или лишь немного изуродованной мелкой коммерцией, несомненно, было тяжелой травмой. В ставших курортами городах на побережье Ла-Манша землю экспроприировали у прежних владельцев, людей выселяли с привычных мест, и все дорожало. Строительные рабочие создавали для себя особые временные поселки и имели собственные запасы еды. Иногда единственными работами для местных жителей на строительстве курорта были уборка мусора и чистка уборных. Как в старые времена, местные жители дрались с приезжими рабочими, которые презирали крестьян и «грязных бретонцев». Как вдоль побережья и железных дорог начали расти цветы и иные растения из других частей Франции, так и проституция распространила сифилис вдоль туристских дорог.

Некоторые города оставались строительными площадками почти весь XIX век и были еще совсем молодыми, когда Вторая мировая война снова сровняла их с землей. Кабур-ле-Бен, основанный в 1855 году, несколько лет был пустыней из бетона и асфальта, прежде чем возникли его расположенные полумесяцем элегантные особняки и освещенный газовыми фонарями бульвар. Новые города, в том числе Берк, Берневаль, Довиль и Лё-Туке-Пари-Плаж, были спроектированы спекулянтами, разрекламированы журналистами, имевшими акции курортов, и построены так, словно в них собирались эвакуировать массы беженцев, рассортировав их по общественному положению. В путеводителе Конти по побережью Нормандии (1889) аккуратно указано, для какого рода клиентов предназначен каждый курорт – во избежание путаницы. Мер был «неофициальным водным курортом» для мелких буржуа и их семей; Агон-Кутенвиль был предназначен для состоятельных владельцев магазинов и торговцев (участок побережья возле этого курорта прозвали «берег книготорговцев»: считалось, что туда «продавцы книг приезжают забыть, что они продавцы книг»); Ландемер-Гревиль был для «артистов», а Этрета – для «знаменитых артистов». Ульгат был курортом для «аристократических семей», поскольку «его мягкий мелкий песок» был «достоин самых изящных и нежных ног»; Арроманш, наоборот, был рекомендован «купальщикам, которые любят жить в патриархальной простоте» (то есть у которых мало денег). Несколько курортов, которые не были в моде и потому не упомянуты в путеводителе, принимали на лечение детей из нищих семей, которых направляла в санатории дирекция государственных больничных учреждений.

Событий такого масштаба на побережье Нормандии не было со времени вторжений викингов и Столетней войны. Из всех мест, которые упомянуты в предыдущем абзаце, полный путеводитель Мюррея, изданный в 1854 году, упоминает лишь одно – Этрета, как «рыбацкую деревню» с каменистой дорогой и дешевой маленькой гостиницей.

Когда строительные бригады ушли, местное население оказалось в новом мире, полном странных сюрпризов. Буржуазные семьи без приглашения заходили в хижины местных жителей и заглядывали под перевернутые лодки, потому что думали, будто рыбаки живут в лодках круглый год. Туристы, относившиеся к часовне как к этнологическому музею, рассматривали как любопытные диковины те модели кораблей и грубо нарисованные картины, которые местные жители вешали в часовнях в знак благодарности Пресвятой Деве.

От Бретани до Прованса люди, которые видели, как их край становится современным и в нем вырастают города, работали на консервных заводах и понимали, как приливы и отливы волны спроса на далеко расположенных рынках влияют на их отрасль промышленности, вдруг услышали просьбы сыграть роль примитивных туземцев. Ни одна поездка на море не считалась полной без рассказа очевидца о том, как береговые разбойники привязывали фонари к рогам быков и водили их по берегу, изображая огни кораблей, заманивали суда на риф, а потом снимали у утопленников кольца с пальцев. Самые отважные путешественники посещали плавучие тюрьмы в Бресте и Рошфоре и смотрели, как порют заключенных. Более приличные семьи удовлетворялись рассказами об ужасных несчастьях. Гюстав Флобер, путешествуя пешком по Бретани в 1847 году, попал в Карнаке на похороны утонувшего рыбака и всматривался в освещенное свечой лицо вдовы. « Ее рот был сжат, как у слабоумной , губы дрожали от отчаяния, и все ее бедное лицо плакало, как небо в грозу». Существует десятки таких рассказов о живописных страданиях. В 1837 году на берегах Аркашонской бухты , которая является единственным укрытием для судов на прямом и ровном, как лезвие бритвы, атлантическом побережье, член городского совета, отдыхая в выходной, обнаружил, что недавно случившееся в этих местах кораблекрушение может стать источником вдохновения и нравоучений.

« Мы расспрашивали уцелевших жертв этой катастрофы – доблестных страдальцев , которые одели эти уединенные берега в траур и принесли горе в соседние деревни. Они указывали на огромный залив, который недавно поглотил семьдесят восемь их несчастных товарищей… Нам хотелось остаться с ними, изучить их обычаи и услышать рассказы об их опасных приключениях. Это стало бы хорошим завершающим штрихом в картине наших переживаний этого дня».

Аркашонская трагедия произошла в открытом море, возле клочка песчаной земли, который называется Кап-Ферре, где рыбаки забрасывали свои сети, следя, не начинается ли буря, а потом быстро отходили на веслах назад, в бухту, держа курс на высокую дюну Пила. Большинство судов, идущих ко дну, были видны с берега. Известно, что отдыхающие смотрели с берега на это «любопытное и захватывающее» зрелище . В Остенде в 1845 году публика, собравшаяся на танцы в водолечебнице, наблюдала за тем, как в гавани тонут два корабля. Курортники в бальных нарядах стояли перед зданием лечебницы и пытались расслышать в шуме ветра полные отчаяния крики.

В 1906 году была опубликована карикатура: супружеская пара из среднего класса разговаривает с женщиной-бретонкой на холме; внизу на берегу моря стоит лачуга – дом их собеседницы. И вот что они говорят: « Значит, вы потеряли мужа и двоих сыновей в кораблекрушении? Как интересно!.. Непременно расскажите нам об этом». В это время наглое заглядывание в чужую жизнь уже выходило из моды, но насмешки и издевки над местными жителями по-прежнему были популярны среди отдыхающих и на морском побережье, и у минеральных вод. Отдыхающие, которым было не по плечу жить в главной гостинице городка, чувствовали себя очень современными людьми с тонким вкусом по сравнению с местным населением. Путеводитель Конти предлагал большой выбор смешных паломничеств и развлечений, а также советовал побывать на берегу в Лё-Трепоре, где мускулистые рыбачки канатами втягивают траулеры на берег. « Только представьте себе , какое зрелище вы увидите, если канат разорвется!» В конце 1880-х годов, когда появились первые почтовые открытки с фотографиями , фотографы из больших городов стали приезжать в сельские местности и уговаривать коренных жителей изобразить «типичные» занятия местного населения. Женщинам предлагали пошарить в сундуках и надеть старинные костюмы своих бабушек. Мужчины с лукавыми лицами и устрашающе грязными волосами должны были сесть вокруг бутылки и притвориться пьяными. В Оверни крестьяне, позируя, застывали, как каменные, в позах на самом деле быстрого танца бурре. Большинство этих картин выглядели так неправдоподобно потому, что изображали уже давно умерший мир.