Евгений Глущенко - Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования

При движении отряда жителям кишлаков объявлялось о принятии в подданство Великого Государя. Принимали объявление с восторгом.

Окончательное умиротворение ханства произойдет лишь тогда, когда Ваше Превосходительство, высший представитель русской власти в Средней Азии, прибудет в Коканд.

Прибытия Вашего жду с нетерпением, дабы получить указания для введения прочного порядка в Ферганской области…» [256]

Слова «окончательное умиротворение.» и «прибытия Вашего жду» свидетельствуют, что Скобелев-дипломат хотел подсластить горькую пилюлю для Колпаковского, потерявшего свою долю триумфа, и приглашал его к шапочному разбору, чтобы хоть как-то вознаградить за потерю. Сделать однозначный вывод, будто Скобелев ослушался своего прямого начальника, скрыв получение от него распоряжения, нет достаточных оснований, хотя это было в его стиле – он все еще был авантюристом.

Существует другая, весьма правдоподобная версия, рассказанная некими участниками событий. Скобелев гнал своего коня что было силы, и мало кто мог за ним поспеть – он был великолепным наездником. В Коканд вместе с ним прискакали всего сотня казаков, полурота конных стрелков и два ракетных станка – силы совсем малые, учитывая, что в городе находились враждебные русским тысячи вооруженных кипчаков и киргизов. Поэтому на вопрос ханских посланцев, чем они обязаны столь неожиданному появлению начальника Наманганского отдела, генерал ответил, что запросто, по-соседски, заехал в гости к хану. Никаких кокандских пушек он не брал и свой отряд из-за его немногочисленности в город ввести не решился. На другой день, 8 февраля, он получил известие, что основные его силы с артиллерией находятся в 22 верстах от Коканда. Тогда он отправился к хану, и тот устроил ему прием с традиционным сладким угощением. Хан вел со Скобелевым светскую беседу в лучших традициях восточного политеса, и во время этого обмена любезностями ординарцы постоянно приносили своему генералу записочки, которые тот читал и прятал в карман. Это были донесения о расстояниях, оставшихся пройти пехоте и артиллерии. Заинтригованный хозяин не выдержал и, нарушив этикет, поинтересовался, какие сведения сообщают «дорогому гостю» его порученцы? Скобелев отвечал, что ждет прибытия обоза с подарками для хана и об этом его уведомляют гонцы.

Когда же «подарки» прибыли, то есть когда пехота и артиллерия подошли к городским воротам, Скобелев встал и громовым голосом объявил о ликвидации Кокандского ханства. Услышав перевод, хан зарыдал. В это время русские стрелки уже рассыпались по всему городу, заняв командные позиции на крепостных стенах. Вот тогда-то были взяты под контроль 62 орудия и большие запасы пороха [257]. А.Н. Маслов тоже пишет, что Скобелев «прибегнул к хитрости» [258].

Колпаковский рвал и метал, но все же не побрезговал собрать крохи со стола триумфатора: 15 февраля, то есть через неделю после занятия Коканда войсками Скобелева, он прибыл в город и официально объявил волю Императора Всероссийского. Торговый люд и земледельцы искренне приветствовали такое завершение многолетней смуты. И Колпаковский получил возможность связать свое имя с историческим событием: в «Военной энциклопедии» 1913 г. имеется фраза: «В 1876 г. Колпаковский содействовал со своей стороны экспедиции в Коканд, который и был присоединен к Империи» [259]. Все-таки причастен!

Хивинская история повторилась. Скобелев «утащил» Коканд из-под носа не у одного Колпаковского; многие ташкентские воители, в том числе титулованные, «светлости», как называл их Скобелев, пылали благородным гневом, даже высказывали мнение, что подобное преступление должно караться смертью. (Никак иначе! Ведь он лишил их наград, которые можно было получить с легкостью необыкновенной.) Кауфман защитил молодого генерала очень решительно: «Скобелев одновременно с Вами, – писал он Колпаковскому, – получил мою телеграмму и, как знакомый с положением дел в крае, тотчас же поторопился исполнить план сосредоточения войск под Кокандом, предполагая, вероятно, что и Вы не станете терять времени. Я был прав, посылая телеграмму в Ташкент и к Скобелеву: этим я обеспечивал успех дела. Если бы Вы, придя десятью днями позже, встретили сопротивление в Коканде, всем пришлось бы вести осаду, терять людей и проч., и бог знает, чем бы это кончилось, а Скобелев понял, в чем дело, занял Коканд без потери одного человека и сделал хорошо. Ясно, что Вы опоздали, а не он упредил Вас» [260].

Непонятливым было дано разъяснение, что игра велась честно, шансы были равны и им следует пенять только на себя. Отныне в лице умудренного огромным военным и административным опытом генерал-губернатора Михаил Дмитриевич приобрел верного сторонника и заступника. За кокандские, андижанские, наманганские и другие дела 1875–1876 гг. М.Д. Скобелев был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость», знаками орденов Святого Георгия 3-й степени и Святого Владимира 3-й степени с мечами. Желая показать свое особое расположение, Константин Петрович Кауфман обменялся с ним Георгиевскими крестами – был такой неофициальный ритуал.

Чуть больше года Свиты Его Величества генерал-майор М.Д. Скобелев занимал пост военного губернатора Ферганской области, расположенной на территории самой плодородной и густонаселенной долины Средней Азии. За это время ему пришлось стать гражданским администратором, одновременно оставаясь военачальником. Предстояло завершить подчинение кочевых киргизских племен в восточной части бывшего ханства, которых кокандские правители считали своими данниками.

Дело было не только в том, чтобы привести к покорности несколько десятков тысяч кочевников, но и установить удобную и выгодную («научную», по выражению Б. Дизраэли) границу с китайскими владениями, то есть с Восточным Туркестаном [261].

Державный промысел Петра Великого распространялся, как известно, на все четыре стороны света, и в то самое время, когда Северная война близилась к победоносному концу, по закаспийским степям и пустыням двигался отряд князя Бековича-Черкасского – Царь Петр считал необходимым «стать твердой ногой на восточном берегу Каспийского моря», дабы проложить надежный путь в Индию – «страну чудес». Через восемь лет великого преобразователя не стало, однако пружину государственного механизма Петр закрутил настолько туго, что этот механизм продолжал работать.

В 30—40-х гг. ХУШ в. на Каспийское море одна за другой посылались морские экспедиции для обследования акватории восточного побережья; их результаты рассматривались в коллегиях иностранных и внутренних дел, притом обсуждались не только гидрографические данные, но и вопросы политические. Дело в том, что старшины туркменских племен и родов, кочевавших вдоль восточного берега Каспия, неоднократно обращались к российским властям с просьбой об оказании им покровительства и принятии в российское подданство. Петербург им отказывал и при Елизавете, и при Екатерине II, и при Павле. Только в царствование Императора Александра I в 1803 г. прибывшим в столицу империи депутатам от туркменских родов с полуострова Мангышлак была выдана грамота о принятии этих родов в подданство России, а их полномочным представителям назначено было жалованье. Вслед за тем русские военные инженеры получили приказ подыскать на восточном берегу место для строительства укрепления [262]. Такое место было подыскано на берегу залива Кайдак. В 1834 г. там возвели укрепление Новоалександровское, вскоре, однако, заброшенное; вместо него на западной оконечности полуострова Мангышлак был сооружен форт Александровский.