Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Самым обсуждаемым и вызывавшим жаркие споры был вопрос об отношении к разным социальным группам. В связи с «обострением классовой борьбы» (по формулировке Сталина) школам надлежало обеспечивать победу рабочих и крестьян над оставшимися эксплуататорами. Однако даже через десять лет после революции дети рабочих и крестьян посещали школу нерегулярно и в течение короткого времени, учились неважно по сравнению с детьми служащих, зажиточных крестьян и «бывших людей», в т. ч. священников, дворян, купцов и царских чиновников. Такие диспропорции в «классовом» составе вызывали недовольство: дескать, «кулацкие дети» получали больше чем достаточно образования, в то время как дети бедняков не переступали порога школы или быстро ее покидали. В Крыму, например, только половина детей бедняков доучилась до четвертого класса {158} 158 Надо добиться перелома на культурном фронте. Темпы культурного строительства отстают от гигантских темпов развития нашего хозяйства // Правда. 1929. 11 сент. С. 3; О народном просвещении. Доклад тов. А. С. Бубнова на московском областном съезде профсоюзов // Правда. 1929. 2 окт. С. 2; Асанов А. Борьба за всеобуч в Крыму // Революция и национальности. 1931. № 5. С. 83. . Для исправления «перекоса», стремясь отобрать власть и жизненные ресурсы у традиционных элит, советское правительство обещало детям бедняков бесплатную одежду, питание, школьные принадлежности, доставку до места учебы и даже, если необходимо, жилье. В 1930 г. материальная помощь требовалась приблизительно половине учеников. В Ленинграде, где помощь получала 1/ 5учащихся, жены рабочих создали команду для обеспечения нуждающихся детей верхней одеждой, обувью и питанием {159} 159 Народное образование в СССР. С. 109-113; Боевые задачи культурной революции // Правда. 1929. 5 февр. С. 1; Перед введением всеобщего начального обучения: Помощь беднейшим учащимся школ // Правда. 1929. 1 авг. С. 8; За грамоту! За коммунизм! // Правда. 1929. 8 сент. С. 5; Надо добиться перелома на культурном фронте. Темпы культурного строительства отстают от гигантских темпов развития нашего хозяйства // Правда. 1929. И сент. С. 3; Милютин В. Обобществление в колхозах // Правда. 1930. 20 февр. С. 5; Геккер. Общественный смотр продолжается // Правда. 1930. 20 окт. С. 3; С. М. С. Бригады жен рабочих на помощь всеобучу: Кооперация не выделила особого фонда снабжения школьников // Л П. 1930. 17 авг. С. 5; Мобилизовать массы на борьбу за всеобуч // Л П. 1930. 29 авг. С. 2; Чугаев Д. Культурное строительство среди национальностей Северного Кавказа. С. 174-176; Савонюк А. О всеобщем обучении. С. 12; Культурное строительство на Севере. 1917-1941 гг. Архангельск: Северо-Западное кн. изд-во, 1986. С. 174-176; Культурное строительство в Смоленской области: Документы, материалы: в 2 ч. Ч. 1. М. , 1986. С. 145-146, 152-153; Compulsory and Technical Education in Russia // Elementary School Journal. 1931. Vol. 31. March. P. 487-489; Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union. P. 171. .

Для устранения «классовой» диспропорции среди учеников власти не ограничились только материальной помощью, а взяли на вооружение политические методы: стали исключать из школы детей «классовых врагов» и других «нетрудящихся элементов». Осенью 1928 г. учительница Лапшина выгнала из деревенской школы детей зажиточных крестьян и священников. В начале 1929 г. тринадцать детей не по своей воле покинули школу в Ульяновской области, в частности за антисоветские высказывания, но также потому, что их родители были кулаками и священниками {160} 160 Боевые задачи культурной революции // Правда. 1929. 5 февр. С. 1; Алевич А. Самоубийство учительницы Лапшиной // Известия. 1929. 15 июня. С. 3; Нехамкин Н. Самоубийство учительницы Лапшиной. С. 42. . Однако 31 января 1930 г., за несколько месяцев до начала кампании всеобщего обучения, но в момент самой острой фазы раскулачивания, советское правительство осудило попытки увеличить долю бедняков в школе «путем исключения из нее детей нетрудового населения». Массовые «чистки» детей только за социальное происхождение или в связи с преследованием их родителей оказались под запретом. Отчисленных прежде по этим основаниям детей рекомендовалось принять обратно. Директорам школ дозволялось удаление из школы лишь «отдельных дезорганизующих хулиганских элементов, прибегающих к контрреволюционным выходкам» {161} 161 Прекратить чистки в школах I и II ступени // Правда. 1930. 2 февр. С. 5. . Изменив стратегию, советские руководители фактически признали, что всеобщее обучение послужит общественному развитию: стирание классовых различий лучше, чем их выпячивание. Требуя политической и экономической «ликвидации кулачества как класса», ЦК партии словно увидел во всеобщем обучении способ «включения» «социально чуждых» детей в существующую общественную систему {162} 162 В царской России всеобщее обучение рассматривали как способ ликвидировать пропасть между социальными группами, особенно между образованной элитой и простым народом. Sinel A. The Campaign for Universal Primary Education in Russia. P. 490. В других обществах, подвергшихся значительным преобразованиям, считалось, что всеобщее обучение сформирует гражданскую позицию у низших классов. См.: Marsiske R. Compulsory Education and the Post-Revolutionary Governments in Mexico, 1920-1928: Idealism and Reality // Significant Social Revolution / Ed. Mangan. P. 198. .

Кампания по всеобучу встретила нешуточное сопротивление, что лишний раз подтверждало ее политическое значение. Советские руководители прямо называли всеобщее обучение «мощным оружием» в борьбе за построение коммунизма. Стремление добиться как можно большего и поскорее, строительство школ и экспроприация зданий для них, обязательность обучения для каждого ребенка и старание во что бы то ни стало увеличить число учащихся — все служило цели усилить влияние государства на советское общество. Поставленным задачам вполне соответствовали размах и сила противодействия. В феврале 1931 г. ЦК партии признал, что «усиленное сопротивление классового врага» стало одним из важнейших факторов кампании всеобщего обучения {163} 163 Народное образование в СССР. С. 114-115. .

Хотя неприятие школы не шло ни в какое сравнение с сопротивлением крестьян коллективизации, всеобщее обучение вызывало недоверие, подозрения и даже враждебность, что хорошо иллюстрирует развитие отношений между государством и обществом в начале сталинской эры {164} 164 Конфликты в связи со школой приоткрывали завесу над более значительными противоречиями между народом и властью. См.: Eklof B. Russian Peasant Schools. P. 251-263, 268-277, 309-313; Curtis В. Building the Educational State. P. 150-153; Slezkine Y. From Savages to Citizens: The Cultural Revolution in the Soviet Far North, 1928-1938 // Slavic Review. 1992. Vol. 51, No. 1. P. 65-76. . Как и в других кампаниях того времени, советские руководители обвиняли в сопротивлении религиозных лидеров (священников, мулл или шаманов, в зависимости от региона), традиционные сельские элиты и деревенских авторитетов (обычно имелись в виду кулаки, купцы или буржуазия, влияние которых, как полагали власти, основывалось на их богатстве), защитников национальных или местных особенностей от культивируемого в школе мировоззрения (по советской терминологии, «националшовинистов») [18] Во время коллективизации ярлык кулака навешивали на всех протестующих крестьян, несмотря на самый разный достаток участников таких акций. См.: Davies R. W. The Socialist Offensive: The Collectivization of Soviet Agriculture, 1929-1930. Cambridge, 1980. P. 228, 330; Hughes J. Stalinism in a Russian Province. P. 95; Viola L. Peasant Rebels under Stalin. P. 29-37. .