Е. Томас Юинг - Учителя эпохи сталинизма: власть, политика и жизнь школы 1930-х гг.

Историки Советского Союза давно обнаружили тесную связь между просвещенческой политикой и политическими переменами. Советские историки в целом считали, что неудачи «экспериментальных методов» обучения 1917-1931 гг. вынудили ЦК партии вмешаться, чтобы включить школу в «строительство социализма» {394} 394 Кузин Н. П. , Колмакова Н. М, Равкин 3. И. Очерки истории школы и педагогической мысли народов СССР. С. 361-385; Медынский Е. Н. Народное образование в СССР; Зимин П. , Сунцов Н. Советский учитель. С. 8-20; Равкин 3. И. Советская школа… С. 97-110. . В эпоху Горбачева критики основных принципов советского образования заявляли, что эта консервативная политика превратила школу в часть «командно-административной системы», где подавляется индивидуальность учеников и гибнут творческие устремления педагогов {395} 395 Фрадкин Ф. А. , Плохова М. Г. Проблемы дисциплины в советской школе. С. 91; Николенко Д. , Губко А. , Игнатенко П. Злоключения науки педологии. Пора вернуть имя // Народное образование. 1990. № 10. С. 123— 124; Muckle J. Portrait of a Soviet School under Glasnost. New York, 1990. P. 70-84. . Западные историки в целом разделяли последнюю точку зрения, но также считали, что реформы образования могут способствовать «перестройке» общества {396} 396 Holmes L. E. The Kremlin and the Schoolhouse; Holmes L. E. The Kremlin and the Schoolhouse. P. 49-55; Shturman D. The Soviet Secondary School. P. 52; Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the Soviet Union. P. 210-223; Lapidus G. W. Educational Strategies and Cultural Revolution. P. 98-104; Johnson M. S. Russian Educators, the Stalinist Party-State, and the Politics of Soviet Education. .

Большинство этих исследований, следуя общей для работ о советских истории и образовании парадигме, строятся на предположении, что государство определяет и политику, и практическую деятельность {397} 397 О важных исключениях из правила см.: Holmes L. E. The Kremlin and the Schoolhouse. P. 137-140; idem. Stalin's School. . Тем не менее, как признал Рабичев, многие советские учителя не хотели слепо следовать линии ЦК партии, а другие, которые твердо придерживались (или им так казалось) новой политической линии, не обладали необходимым преподавательским мастерством и профессионализмом. Следуя указу сверху о возврате к традиционным формам обучения, они настолько увлеклись зубрежкой, что на их уроках поселилась зеленая тоска. Предложив собственное «решение» проблемы — пусть учителя оживляют уроки математическими софизмами, — Рабичев тем не менее признал, что большинство его коллег или не хочет, или не способно пробудить в учащихся интерес к занятиям. Сказав о разных «путях преподавания в школе», Рабичев тем самым дал понять, что выбор учителями формы обучения может быть скорректирован, но не определен жестко политическими установками, так как успех реформ всецело зависит от ежедневных занятий в классах.

Как и работы Дэвида Тяка, эта глава посвящена, «чему и как учат в школе», т. е. ключевым вопросам, которые необходимы для понимания особенностей занятий в классах и вообще отношений между школой, обществом и государством {398} 398 Tyack D. The Future of the Past: What Do We Need to Know about the History of Teaching //American Teachers / Ed. Warren. P. 418. . В этой главе также используются новаторские исследования Ларри Кьюбана о «традициях и обновлении» в американских школах, помогающие понять историческую важность педагогической практики. В своей выдающейся работе Кьюбан, рассматривая три уровня образовательной политики и практики, сравнивает их с океанским штормом. Наверху настоящая буря: перекатываются волны словесных баталий, руководители и специалисты спорят о новых учебных планах и методах. На небольшую глубину шум волн лишь слегка доносится: местные чиновники и учителя обсуждают перемены и позволяют себе небольшие эксперименты. В глубине же океана все спокойно: учителя ежедневно проводят уроки, дети приобщаются к знаниям, не ведая о бушующих над ними штормовых волнах {399} 399 Cuban L. How Teachers Taught: Constancy and Change in American Classrooms, 1890-1980. New York, 1988. P. 237. .

Используя метафору Кьюбана, любопытно узнать, как на советских учителей действовали «штормы волны» — правительственные постановления, призывы, увещевания и наставления «специалистов» вроде Рабичева. Для советской истории 1930-х гг. такая метафора особенно хорошо подходит: с ее помощью можно описать, как общество встречало репрессии, которые, видимо, обладали той же разрушительной силой и непредсказуемостью, что и шторм в океане {400} 400 См.: Mandelshtam N. Hope against Hope. New York, 1980; Солженицын А. Архипелаг Гулаг. Т. 1. С. 38-69; Conquest R. The Great Terror. P. 211, 214, 411; Фицпатрик III. Повседневный сталинизм. С. 228-229. . Метафора Кьюбана помогает понять и ход реформ в образовании, и всю социальную историю сталинизма. В этой главе исследуются связи между политикой и повседневной жизнью, в т. ч. школьной. В ней доказывается, что суть сталинизма определяют опыт и взаимоотношения реальных людей, которые жили и работали в «штормовые» 1930-е гг.

Сначала в этой главе оцениваются шаги, предпринятые советским правительством и ЦК партии для коренного изменения образовательной политики после 1931 г. Во втором разделе речь пойдет о знаниях, трудовых навыках и взглядах, которые прививали учащимся на занятиях. В следующих двух разделах мы «заглянем» в класс, чтобы понять, как учителям жилось в школе, в каких помещениях они работали, какими учебниками и вспомогательными материалами пользовались, а также будут рассмотрены «рекомендации» по оценке знаний и возможности новаторства в то время. В последних двух разделах говорится о том, как советские учителя справлялись с трудностями, как совершенствовали педагогическое мастерство, как боготворили свою работу. В этой главе не ставится цель оценить качество преподавания, разложить по полочкам «типичные» методы обучения советских учителей. Мы взглянем на класс, где идут занятия, как на особый мир, со своими ценностями и отношениями, и по жизни учителей в этом мире можно показать взаимодействие сталинизма и школы.

Постановление ЦК партии 1931 г. положило конец долгому и насыщенному периоду дискуссий об образовании как в России, так и Советском Союзе. В конце XIX — начале XX столетия сторонники реформ в образовании в царской России настаивали на коренном изменении методов преподавания и активном увеличении числа учащихся. Хотя многие из них продолжали работать и в советских отделах образования, они не имели ни материальных ресурсов, ни политической поддержки для перехода к массовому обучению. «Великий перелом» Сталина в 1928 г. ослабил позиции умеренных реформаторов, однако развязал руки радикалам, например В. Н. Шульгину и М. В. Крупениной, которые призывали отказаться от традиционных форм обучения и предрекали «отмирание» школы {401} 401 О советской теории воспитания см.: Holmes L. E. The Kremlin and the Schoolhouse; Карпова Г. Ф. Образовательная ситуация в России в первой половине XX века; Bowen J. Soviet Education; Lapidus G. W. Educational Strate-gies and Cultural Revolution. P. 78-104. .