Елена Рыбина - Новгород и Ганза

Помимо овладения русским языком, от ганзейцев потребовались и усвоение конкретных особенностей формулировок русской дипломатики, и точное следование за русским оригиналом в нижненемецких переводах и русскому речевому этикету в письмах новгородской стороне. Скоро нижненемецкий язык обогатился выражениями, перенятыми из древнерусского новгородского официально-делового стиля.

Однако одними лишь словами тут не обошлось. Это можно хорошо показать на примере русской формулы крестоцелования, в котором сплелись религиозные, правовые и языковые различия, разделявшие Новгород и его западных контрагентов. Традиционной и юридически необходимой формой принесения клятвы при заключении важных договоров на Руси был обряд целования креста. При этом в самом тексте договора, а именно в его заключительной части, был соответствующий пассаж, сообщавший о соблюдении этого обряда:

На томъ Яковъ, да Иванъ из Любка, да Григоръй, да Иванъ из Гоцкого берега хрестъ целовалъ про тыи товаръ, безъ хитрости.

Ссылка на имевший место обряд целования креста обеими сторонами имеет самостоятельную юридическую силу, являясь словесным отражением обряда, но также и основной формулой заверения договора. В ходе русско-ганзейских контактов немецкая сторона приняла эту юридическую форму свидетельствования договора, не только соглашаясь участвовать в православном обряде, но и включая соответствующую формулу в свои (нижненемецкие тексты). Для сравнения с русским договором приведем формулировку немецкого договорного текста, также 1373 года, — из соображений удобства читателя в нашем русском переводе:

Равным же образом и немецкие послы Иоганн Нибур и Иоганн Сварте крест целовали (в оригинале: hebben dat cruce ghe kusset) всему Новгороду за заморское немецкое купечество…

Эта формула полностью отсутствовала в традиции немецкой дипломатики и не встречается в документах, относящихся к другим территориям деятельности Ганзы, однако она становится типичной формулой заверения в отношениях ганзейцев с новгородцами. Из примерно тридцати нижненемецких договоров 17 содержат в заключительной части древнерусскую формулу крестоцелования, причем в 11-и из них — в качестве единственной формулы заверения, даже без упоминания навешенных обеими сторонами печатей.

Производное от словосочетания «крест целовать» обозначение обряда «крестоцелование» также широко распространилось в немецкой традиции. Древнерусское выражение по старому хрестному целованию («в соответствии с обрядом, то есть с принесенной клятвой») передается в ганзейских текстах дословно: па der olden crucekussinge. В употреблении ганзейских юристов оно даже приобрело новые значения, которых не было у русского прототипа: в качестве названия самого заверенного договора и договорной грамоты. В следующих примерах эти новые значения ясно прослеживаются:

— в значении «договор»: ene crutzrkussinge vp vorramet wart = договор был согласован;

— в значении «грамота, содержащая текст договора»: Nyeburs krutzekussinghe unde andere krutzekussinge, de to Wysbu synt = крестоцелование [договор] Нибура и другие крестоцелования [договорные грамоты], находящиеся в Висбю.

Эти языковые процессы отражают преодоление не только стилистических привычек, но и религиозных различий и важных культурных и ментальных установок. Ганзейские купцы и их юристы сочли в данном случае необходимым — и возможным! — поставить превыше всего практические цели достижения благоприятных условий для торговли. При этом ганзейцы не скрывали своей уступчивости от своих соотечественников в немецких городах. Напротив, на их родине, в городах Германии, данные выражения, звучавшие на рыночных площадях при оглашении договоров, стали понятными и не вызывали возражений. Ганзейцы (в отличие, кстати, от инстанций Немецкого Ордена) нигде в своих документах не подчеркивали конфессиональных отличий от своих православных контрагентов. Напротив, признавая большое влияние новгородского архиепископа на светские дела в Новгороде, они уважали его и называли в грамотах «нашсвятой отец» (unse hilge vader).

Эти и другие выражения и отдельные обозначения начинают свой путь в немецкие канцелярии через тексты договоров и другие двусторонние типы источников. Однако вскоре они распространились и в документах внутриганзейского употребления, став непременной принадлежностью текстов Ганзы, если в них шла речь о ее делах в Новгороде. К таким выражениям относятся, помимо уже приведенного зачина грамоты «К нам приехали», формулы: «докончать мир с партнером» (то есть заключить с ним договор), русского челобитья «нам били челом» (то есть обращались к нам с просьбой заключить договор) и соответствующее обозначение просьбы «челобитье», формула княжеской охранной грамоты «ехать на княжей руке» (то есть под защитой князя), обозначения русских партнеров как «весь Великий Новгород», а себя — выражением «латинский язык», формы обращения к русской стороне «наши братья», к западной — «наши любезные соседи».

Эти заимствованные формулы и обозначения вошли в плоть и кровь речевой практики ганзейских канцеляристов, отличая «новгородские» грамоты Ганзы от всех остальных текстов, созданных ее писцами как в самой Германии, так и в других зарубежных ганзейских конторах. По ним можно с точностью сказать, что тот или иной текст относится к области связей Ганзы с Новгородом, даже по более конкретным деталям, о которых здесь нет возможности рассказать подробно, определить время написания текста или инстанцию, из которой он происходит. Например, выше вскользь упоминалось, что тексты Ганзы отличались в некоторых отношениях от документов, составленных орденскими инстанциями.

Не во всех случаях, однако, ганзейские писари и юристы были одинаково уступчивы. Некоторые формулы им все же нелегко было принять, даже несмотря на практические соображения и сильную психологическую мотивированность. Например, формула челобитья, благодаря которой ганзейская сторона представала в тексте как депутация, просившая русского князя о договоре, очевидно, все же не совсем подошла для обмена официальной информацией в ганзейских городах. Во всяком случае она не получила широкого распространения во внутриганзейской переписке. В отдельных случаях удается заметить, что переводчики допускают небольшие вольности в переводе, сглаживая некоторые не вполне политкорректные (то есть не очень лестные для ганзейцев) нюансы древнерусского канцелярского стиля.

Эти особенности языка нижненемецких грамот из Новгорода иногда подсказывают решения научных проблем в тех случаях, когда нет достаточных прямых свидетельств. Например, историков занимал вопрос, чем закончились переговоры Новгорода с немцами и готландцами в 1269 г.: провалом или заключением договора? Исторические факты не давали однозначного ответа, а сам договор увидеть нельзя: оригиналы русских грамот с печатями, очевидно, имелись в Новгороде и в Висбю, но оба не пережили исторических катастроф последних столетий. Сохранился только нижненемецкий перевод этой грамоты Ярослава, принадлежавший магистрату г. Любека (ил. 6). Вот этот-то текст одни ученые считали доказательством успешности переговоров, другие же признавали его только проектом договора или не имеющим юридической силы списком, либо полагали, что текст недописан и отсутствует его конец. Дело в том, что в грамоте ничего не сказано о навешивании печатей, и вообще отсутствует необходимая заключительная часть договора. Теперь же, учитывая особенности речевого поведения ганзейских канцелярских служащих, можно поддержать точку зрения тех, кто считал договор вступившим в силу. Мы видели, что на нижненемецкий переводились только те договоры, которые были по всем правилам заверены и вручены ганзейским послам. Значит, уже сам факт наличия перевода говорит о том, что договор с Ярославом был заключен. Кроме того, многочисленные особенности языка, в том числе и выражения «латинский язык», «на княжей руке» и другие, прямо указывают на древнерусский текст в качестве оригинала этого перевода. Что касается недостающей формулы о навешивании печатей, то она регулярно опускалась в нижненемецких договорных грамотах Новгорода. Наконец, в 2002 г. удалось привлечь к решению вопроса дополнительный, до сих пор не учтенный источник: еще один, второй нижненемецкий список того же текста! Это еще больше подтвердило версию о том, что грамота Ярослава — законный договор. Очевидно, как и другой известный договор — Нибуров мир, — он после заключения был размножен в нескольких списках. В языке, как в земле, откладываются слои культурного влияния, и иногда в нем удается раскрыть отпечаток забытых событий или свидетельства утраченных исторических связей.