Лев Исаков - Русская война: дилемма Кутузова-Сталина

Когда же русские энергично исправили недочеты своей организации боя, усилив его «огневую» данность относительно «ударной» к 15 часа дня, обнаружилась обратная сторона принятого Наполеоном решения – фактически оно было асимметрично боевым возможностям родов войск французской армии. У Наполеона было некоторое преимущество над русской стороной в качественном составе пехоты (90 тыс. старослужащих против 58 тыс. таковых у русских) и серьезное превосходство в кавалерии, при этом в стратегической определяющее (4 корпуса единой массы Мюрата), а в тяжелой ударной просто подавляющее: 6 кирасирских дивизий против 2-х у русских; артиллерия же определенно уступала русской по числу стволов, весу залпа, однотипности материальной части, единообразности организации при равной высокой обученности личного состава, при этом русская артиллерия лучше взаимодействовала с другими родами войск – у французской стороны был больший навык массирования этого средства на поле боя, а ее главнокомандующий – профессиональный артиллерист, быстрее почувствовал «артиллерийскую ноту» событий (тогда как русский главнокомандующий – военный инженер, быстрее и тоньше оценил природные условия местности, куда «строил» войска!) – в общем же французская артиллерия была определенно слабее русской и когда соперничество между ними развертывалась в полную силу, это делалось очевидным, а выбор Наполеона ставил его армию в худшее положение относительно наличных факторов боевой мощи. В итоге французская кавалерия яростно, но зачастую бессмысленно моталась между пехотно– артиллерийскими строями, гибла от русских, не очень помогая своим и к концу боя была разгромлена (по оценке Груши), что имело самые тяжкие последствия – по условиям гигантского театра войны в России именно этот род войск имел особое значение, обретая армии пространство, его наличие имело большую важность нежели сохранение всей доблести Гвардии, но ступив на край Субконтинента Наполеон по прежнему мерил события узко– европейскими мерками, шел по Евразии, как по Голландии. Лучшие условия для использования кавалерии давало все же Левобережье Колочи, разумным в крайности было и выключение её из событий вообще…

Посредственно были использованы и возможности пехоты: стремясь быстро разрушить тактически насыщенный фронт Багратиона, Наполеон сам попал в затруднительное положение со своим предельным усилением ударности атак, их фронт был крайне узок – 300–400 метров на корпус! – прорвавшиеся части сразу оказывались в огневом окаймлении, а 5 линий колонн (50 человек на погонный метр!) представляли совершенно фантастическую мишень и прицельный, «цельный» как говорили в 19 веке, картечный выстрел валил несколько десятков человек сразу.

Исключительная обобщенность замысла реализовывалась через сверхцентрализованное управление исполнением, низводившее других начальников французской армии на роль простых колонновожатых, и когда на пространстве 1,5 километров командовали Даву, Мюрат, Ней, тут уже не присутствовало не только 3-х, но и 1-го маршала, из всех качеств военачальники могли явить только субординацию, храбрость и волю.

В значительной мере преодолев общие неблагополучные последствия дугообразного расположения русской армии и остроумно предоставив русскому командующему в одиночку решать задачу переправы войск на крутобережном участке Колочи, т. е. обратив против него самого сильнейшую сторону выбранной им позиции, и даже получив в рамках правобережья Колочи превосходство в скорости маневра резервами, которые перемещались теперь внутри компактного кругообразного оформления единой группировки, над русскими, вынужденными переводить их по ставшим более длинными в отношении новых французских маршрутов, хордам своей дуги, Наполеон с другой стороны не смог преодолеть ряда особенностей позиции левого фланга противника. Центр русской позиции, перестав быть точкой перелома французского фронта, стал теперь подобием волнолома, о которой терся и замирал левый фланг французов, заставляя их в процессе наступления выгибаться выпуклой дугой, основание которой увязало где-то у Батареи Раевского, а центр, притягивая к себе большую часть сил, устремлялся к Семеновской, при этом возникавшие внутренние противоположные стремления деформировали и разряжали даже густейший французский строй, он делался неровным, сваливался в каких-то частных оформлениях, и в минуте от схватки можно было найти не занятые войсками участки затишья, разраставшиеся при дальнейшем движении в восточном направлении и прямо-таки просившиеся на крайне болезненный отсекающий удар под основание атакующего ядра в южном или юго-западном направлении между Семеновской и Курганной батареей. Утицкий отряд после восстановления своей боевой мощи с прибытием корпуса Багговута, играл роль другого волнолома на котором повисал и прогибался французский фронт. В совокупности они образовывали неопределенно-грозные нависания, поэтому при сохраняющемся управлении и взаимодействии русских войск, ни о каком «неостановимом движении», о котором плачется вся «наполеонониана» от Даву до Кальметта, не приходилось и думать, и после первоначального успеха удара на центр левого фланга противника своим чудовищным оформлением, Наполеон должен был разворачиваться к флангам, чтобы «срезать» эти опасные вклинения, при этом начинать надо было именно с северного, угрожающим балконом зависшего над долиной Колочи и постоянно чреватого прорывом русских к Новой Смоленской дороге, удар по Утицкому отряду, при невозможности перехватить его пути отхода делал его разгром гадательным, и только усугублял эту угрозу отсекающего удара, как заводящий французов еще далее в угол между Семеновским оврагом и закрытыми пространствами вокруг Старой Смоленской дороги. Сражение показало, что не только на одновременное решение задачи центра и флангов на участке боя, но и даже на одновременные развязки фланговых проблем сил не хватает, и против Багговута, сменившего убитого Тучкова, в течении всего боя Наполеон не смог выделить ничего более, кроме посредственного корпуса Понятовского и рядового корпуса Жюно. Имея в совокупности не более 19 тысяч солдат, против 14,5 тыс. отличной русской пехоты (Какие полки! Павловский гренадерский, Санкт-петербургский гренадерский… – в 1813 году будут переведены в гвардию), и 8,5 тыс. ополченцев и казаков, они наступали, когда Багговут отступал, и отступали когда он наступал, и что бы с ними стало, окажись начальником над этим пункт огонь-генерал яркого наступательного стиля, если не Милорадович, то хотя бы Остерман-Толстой, киснувшие почему-то на правом фланге…