Стивен Коэн - Долгое возвращение. Жертвы ГУЛАГа после Сталина

Но не все дети жертв пошли по конформистской стезе. Рой и Жорес Медведевы и Антонов-Овсеенко стали авторами исторических исследований, изобличающих деспотическую роль Сталина. Юрий Трифонов, Леонид Петровский, Юрий Гастев, Пётр Якир и Камил Икрамов писали биографии своих пострадавших отцов. А группа детей расстрелянных генералов взялась за «восстановление исторической правды»: они собирали документы для музеев и школ в различных городах {95} 95 Трифонов. Отблеск костра; Петровский Л.П. Пётр Петровский. — Алма-Ата, 1974; Yakir. Childhood; Икрамов. Дело. (О 25-летних мытарствах Икрамова в связи с написанием и попытками публикации этой книги см. Московские новости. 1988. 13 марта.) . [22] В 1975 г. Антонов-Овсеенко опубликовал — под псевдонимом и с цензурной правкой — биографию своего отца, полная версия которой увидела свет много позже: Ракитин А.В. В.А. Антонов-Овсеенко. — Ленинград, 1989. Юрий Гастев, которого я хорошо знал, по совету прокуратуры, подготовил документальную биографию своего отца, чтобы облегчить его посмертную реабилитацию. Таким же образом появились на свет и ряд других книг и статей. Некоторые дети видных репрессированных деятелей, в том числе Якир и Петровский, получили престижные места в аспирантуре исторических институтов. По поводу детей генералов см. Примаков Юрий // Горбачёвские чтения. № 5. С. 191–192. (В конце 1980-х годов ещё один сын сталинской жертвы, Арсений Рогинский, стал одним из основателей общества «Мемориал».)

Лишь малая часть этой исторической правды могла быть опубликована в СССР при Хрущёве и сразу после него. Но наружу, наряду со всё более откровенными литературными описаниями, выплыло достаточно, для того чтобы напугать всю чиновничью братию. Даже тем, кто прежде не знал об этом, становилось понятно, что власть и привилегии, как минимум, одного поколения этих чиновников были также продуктом террора в отношении миллионов их сограждан. Неудивительно, что они «боялись Истории» [23] Эти слова неоднократно звучали на пленуме ЦК 1957 года. См. Молотов, Маленков, Каганович. .

Обличение преступлений власти придавало моральное измерение другим политическим мерам Хрущёва и способствовало другим прогрессивным переменам. Социальные нужды, которые испытывали «возвращенцы», к примеру, ускорили осуществление реформ в области соцобеспечения и права {96} 96 См., напр., выше, прим. 68. . Кроме того, антисталинизм хрущёвского руководства вдохновил новое поколение советских интеллектуалов и партийно-государственных деятелей, включая Горбачёва и многих из его будущих сподвижников. Для «возвращенцев» эта смена поколений имела подчас непосредственное значение: свои документы о реабилитации многие из них сумели получить, только после того как старые, ещё сталинской поры прокуроры, которым поручили их дела, были при Хрущёве заменены более молодыми кадрами {97} 97 Я об этом слышал от нескольких бывших репрессированных. См. также Орлова и Копелев. Мы жили в Москве. С. 27–28, а, с точки зрения сочувствующего жертвам молодого прокурора, Ряжский. Как шла реабилитация. .

Но подобные знамения времени, означавшие, что «реабилитированные были в моде», одновременно порождали и мощную оппозицию. Бывшим палачам, особенно тем, кто всё ещё занимал высокие посты, было что терять. (Каганович возмущался, что Хрущёв предлагает, чтобы «бывшие каторжники судили нас» — реакция вполне объяснимая, если учесть, что в КПК о делах прошлого его, Маленкова и Молотова опрашивала лично Шатуновская.) {98} 98 Цит. по Медведев Рой. Хрущёв. С. 81. По поводу «моды» см. Лакшин Владимир // Литературная газета. 1994. 17 августа, а по поводу Шатуновской — Померанц. Следствие ведёт… С. 12. . Угроза нависла не только над ближайшими сподвижниками Сталина — теми, кто подписывал расстрельные списки — но и над множеством менее значимых фигур с пятнами крови на биографии, такими, например, как первый постсталинский глава КГБ Иван Серов или будущий главный идеолог партии Михаил Суслов {99} 99 См. Петров Никита. Первый председатель КГБ Иван Серов. — М., 2005; Шатуновская. Об ушедшем веке. С. 285–291. О Суслове см. Микоян. Алексей Снегов, а о Молотове — выше, прим. 72. По поводу списков см. Реабилитация. Т. 3. С. 144. .

Некоторые из тех, кто благоденствовал при Сталине, в том числе такие знаменитости, как Константин Симонов и Александр Твардовский, последовали примеру Хрущёва и раскаялись {100} 100 Об одном примере, Константине Симонове, см. подробно Figes. The Whisperers. Chap. 9; Симонов К. Глазами моего поколения. — М., 1988; Твардовский А. По праву памяти // Новый мир. 1987. №3.0 более сложном случае, каковым было запоздалое раскаяние генерала КГБ Виктора Ильина, см. Рыбаков. Роман-воспоминание. С. 366–367. , однако огромное большинство соучастников режима не только не считали себя виновными, но и активно противостояли Хрущёву. Сталинисты из верхушки руководства, поддержанные своими ставленниками в рядах бюрократии, пытались саботировать его политику реабилитации и лишить ожидаемого эффекта его речь на XX съезде. (Особую активность в этом деле, по сведениям Шатуновской, проявляли Суслов и Маленков.) Не сумев добиться желаемого таким способом, они попытались собрать документы, подтверждающие участие в терроре самого Хрущёва (совсем как сегодняшние сталинисты, пытающиеся дискредитировать историческую репутацию Хрущёва) и скрывающие или преуменьшающие их собственную вину, — как сделали Молотов, Каганович и Ворошилов, когда сформировали комиссию по расследованию эпизодов, в которых они принимали самое непосредственное участие. Когда и это не сработало, они совершили в 1957 году попытку сместить Хрущёва, едва не завершившуюся успехом {101} 101 Об этих событиях см. выше, прим. 108; Наумов // Вопросы истории. 1987. №4. С. 26, 31; Доклад Хрущёва… Под ред. Аймермахера; Реабилитация. Т. 2. Раздел 3; Молотов, Маленков, Каганович. Существовало (и до сих пор существует) множество документов, обвиняющих Хрущёва и Микояна. См. Реабилитация. Т. 3. С. 146–147; Наумов // Вопросы истории. 1997. № 4. С. 19–35; Пономарев Анатолий // Родина. 1994. № 10. С. 82–88. По поводу распространения этих документов врагами Хрущёва см. Неизвестная Россия. Т. 1. — М., 1992. С. 294–295. О роли архивных документов в то время вообще см. Medvedev Roy and Medve-dev Zhores. Unknown Stalin. Chap. 3. По поводу участия Хрущёва в терроре см. уже упомянутые статьи Наумова и Пономарева и Taubman. Khrushchev. Chap. 5–6, а в качестве недавнего примера негативного изображения Хрущёва см. Прудникова Е. Хрущёв: Творцы террора. — М., 2007. .

У этих людей были все основания страшиться «судного дня» {102} 102 Барсуков Н. Провал «антипартийной группы» // Коммунист. 1990. № 8. С. 99. . По мере того как споры о прошлом становились всё более острыми, стали возникать вопросы о судебной ответственности верхушки руководства, подобные тем, что десятилетием раньше официально прозвучали на Нюрнбергском процессе. Избежать аналогии было нелегко. В Нюрнберге Советский Союз представлял обвинение. (Назначенный Хрущёвым новый генеральный прокурор СССР Роман Руденко был главным обвинителем на процессе.) И теперь, когда так много обитателей Гулага вернулись и заговорили о том, что они там пережили, связь между репрессиями сталинского времени и Холокостом становилась всё более очевидной.