Константин Никифоров - Сербия на Балканах. XX век

Причем, по мнению того же М. Йовановича, авторы этих книг, как правило, не только не имеют каких-либо специальных знаний о России и российской реальности, но часто не знают даже элементарных вещей. Интерес к России во многом замешан на мифотворчестве, а не на рациональном знании [289]. Точное знание о России даже неважно. «Россия, – пишет Йованович, – в сербском публичном дискурсе, в медийном пространстве и восприятии отдельных личностей существует исключительно ради нас (Сербии, до этого Югославии) и только ради “нас”». [290]

Не только в отношении к России, но и в отношении к русским в Сербии существуют твердые мифологические конструкции, связанные с симпатией или антипатией отдельных лиц, их семей, окружающей среды. «Отец посадил меня на колени и рассказал о России» или «Дедушка завещал держаться русских» – и теперь можно услышать в неофициальных обсуждениях из уст многих граждан Сербии [291]. Несколько лет назад автору этих строк белградский таксист, серб из Черногории, напевал любимую песню своего отца: «Плови патка, плови гуска, ова земла бийе руска» [292].

На бытовом уровне Россия и русские постоянно присутствуют в сербской ментальности. Многие сербы и сегодня с удовольствием вспомнят своего русского учителя гимназии или какого-нибудь русского, знакомого родителей, или другого русского, встреченного где-нибудь на жизненном пути. Сербский этнолог Д. Дрляча пишет, что «по праву можно утверждать, что у каждого серба был или есть какой-нибудь “свой” русский, что большинство сербов знакомо хотя бы с несколькими русскими. Русские были и остаются неотъемлемой частью нашей жизни, воспоминаний, обязательной темой разговоров. Они оставили глубокий след в сербской среде, может быть, как раз потому, что они (несмотря на родство с нами) все-таки – иные, и так близки и так далеки» [293].

Классик современной сербской историографии академик С. Чиркович писал, что «русское влияние на сербскую культуру, самосознание и понимание сербами своего места в мире было непрерывным на протяжении всего XIX в. Россия для Сербии и сербов являлась непересыхающим источником идей самого широкого спектра – от крайне консервативных до открыто революционных… И на протяжении всего XX в., и в сложной ситуации начала нынешнего столетия тесные связи, плодотворное взаимодействие русской и сербской культуры являются важнейшим фактором развития сербского народа» [294].

Мы уже писали, что «сербы – это небольшой народ с менталитетом большого». Эта особенность иногда приводила сербов к величайшим победам. Достаточно вспомнить Первое и Второе сербские восстания против огромной Османской империи или целых два движения Сопротивления – четническое (чисто сербское) и партизанское (по своему составу тоже преимущественно сербское) в годы Второй мировой войны. Однако иногда именно эта особенность сербского народа мешала ему правильно оценить собственные силы, проявить необходимую дипломатичность, дождаться более благоприятного момента. Последний пример – распад Югославии, при котором именно сербы потерпели сокрушительное поражение.

Но, возможно, именно эта черта сербского народа, помимо всего прочего, позволяет русским хорошо его понимать. Мы любим крайности и очень часто мыслим одними категориями. Например, и у русских, и у сербов переход из православия в другую веру всегда вел к потере национальности. И беды у нас часто – одного свойства. Достаточно вспомнить, каким для двух народов оказался прошедший ХХ век.

Из всех бывших европейских социалистических стран только у наших народов так и не сложился консенсус – чего же мы все-таки хотим, в каком направлении двигаться дальше. Левые иллюзии все еще сильны и в Сербии, и в России. В других странах Центральной и Юго-Восточной Европы такой консенсус был, правда, к сожалению, он часто сопровождался антирусской риторикой, которая в Сербии возможна лишь в заведомо ограниченном масштабе.

И еще об одном хотелось бы сказать. Засидевшись в 1990-е годы на старте реформ, Сербия отставала от России в своих преобразованиях. В наши дни это уже, конечно, в прошлом. Однако кое-что осталось. Сейчас внешнеполитическая линия сербского руководства напоминает в чем-то российскую политику тех же 1990-х годов, когда в Москве существовала наивная инфантильная вера в альтруизм западных демократий. И только со временем утвердилось мнение, что у России должно быть собственное лицо и место в мире.

В Сербии, несмотря на все санкции и бомбардировки, такое осмысление еще только предстоит. И оно уже идет. В конце апреля 2012 г. в газете «Политика» был опубликован своего рода манифест под названием «Провозглашение политической нейтральности Сербии», подписанный многими сербскими интеллектуалами. В нем говорится, что «Сербия в течение своего длительного исторического развития никогда не входила ни в какие долгосрочные военные и политические союзы. Сама история сербского народа создавала политическую и военную нейтральность Сербии… Сербия как политически нейтральное государство не должна быть членом Европейского союза, но с Европейским союзом и его государствами-членами развивать взаимовыгодное сотрудничество» [295].

Кстати, нежелание входить в союзы, уступать хотя бы долю своего суверенитета наднациональным, надгосударственным структурам – еще одна черта, сближающая русских и сербов. Широко известна часто повторявшаяся русским царем Александром III фраза о том, что во всем мире у России только два верных союзника – ее армия и ее флот. Правда, он же однажды в тосте назвал единственным искренним и верным другом России черногорского князя Николу. Но здесь, конечно, был элемент игры.

Осмысление Сербией своего места в мире будет более трудным, чем это было в России, учитывая размеры и потенциал страны, разрушенный в предыдущие годы. Но оно вполне возможно, примером чего является политика в соседней Республике Сербской, объективно находящейся в заведомо худшем положении. Уважают только тех, у кого есть позиция. Только это будет соответствовать генетическому коду сербов, поломать который не удавалось еще никому – ни внешним, ни внутренним силам.

Константин Владимирович Никифоров

Родился 17 апреля 1956 г. в Пекине. В 1982 г. окончил исторический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова и в 1985 г. аспирантуру Института славяноведения РАН, в 1987 г. защитил в Институте кандидатскую, а в 2000 г. – докторскую диссертации. С конца 2004 г. – директор Института славяноведения РАН. С 2006 г. ведет спецкурс для студентов кафедры истории южных и западных славян исторического факультета МГУ.