Дмитрий Безьев - Украина и Речь Посполитая в первой половине XVII в.

Таким образом, происходила идеологическая подготовка к усилению борьбы за присоединение Малой и Белой Руси. Чуть позже, с целью наиболее безболезненного присоединения Украины (в 1653 г.), начнется унификация церковных обрядов (по греческим образцам, принятым как раз в малороссийской православной церкви, находившейся в юрисдикции Вселенского Патриарха), что, в свою очередь, приведет к расколу в великороссийской православной церкви. Таким образом, «воссоединение» Украины с Россией все равно не прошло безболезненно и для московского государства, и для российского общества в целом.

Но вернемся к вопросу о том, с кем, собственно говоря, могло российское правительство вести переговоры о вхождении Украины в состав российского государства. Кто мог быть надежным проводником идеи объединения с Москвой в украинском обществе? Причем настолько мощным и надежным, что на него можно будет целиком и полностью положиться в неизбежной в этом случае войне с Речью Посполитой. Но такого явного партнера в виде организованной и более-менее монолитной политической и военной силы на Украине в ту эпоху не просматривалось. Вот почему политика России в отношении Украины, как отмечают многие исследователи, была крайне осторожной и, даже, казалась не очень последовательной. В самом деле, как было показано в предыдущих главах настоящей работы, украинское общество первой половины XVII в. лучше всего характеризует слово «дробность». Даже сословные группы (наиболее прочные объединения людей в феодальном обществе) – и те отнюдь не монолитны на Украине XVII в. Даже в православии нет надлежащего единства: подчас враждуют братства и иерархия. Казачество – крайне «разношерстно» и ненадежно. Его старшина – отчасти полонизована, как и крупное, и среднее шляхетство. Шляхетство и старшина в значительной степени усвоили правила польской политической культуры (как, в значительной части, и православная иерархия). Периодически, когда Польские власти в очередной раз начинали «закручивать гайки» после очередного казацкого бунта, в Россию приезжали эмиссары то от казаков, то от высшего духовенства с просьбами то о «покровительстве», то о «взятии под свою высокую руку», что само по себе разные вещи. То есть, периодически возникавшие «соблазнительные» предложения малороссийской стороны имели различное содержание. Политическая же мощь делавших такие предложения была весьма сомнительна, политическая лояльность московскому режиму – тем более. Кроме всего прочего, все казацкие выступления носили антидворянский характер, что должно было крайне смущать московские власти.

Здесь стоит остановиться подробнее на вопросе о том, от ка кой политической силы Речи Посполитой российское правительство ожидало наибольших для себя неприятностей, и каких именно. Коль скоро мы выяснили, что явной опоры для российской политики в Польско-Литовском государстве не было, нужно рассмотреть тему о тех опасностях, которые, по мнению российской власти, исходили от этого соседнего государства.

На основании материалов Посольских книг 1644–1646 гг., которые удалось просмотреть автору данной работы, можно сделать следующие общие выводы. Во-первых, исходя из своих собственных представлений о характере монархической власти, в Москве преувеличивали значение королевской власти в Речи Посполитой. В наказах для посольства боярина Василия Стрешнева 1645 г. это преувеличенное значение власти Владислава Четвертого прослеживается довольно четко. Надо заметить, что это посольство имело чрезвычайно важное значение для отечественной политики. Дело в том, что, во-первых, оно отправлялось от имени нового московского царя Алексея Михайловича и имело целью получение подтвердительных грамот от короны Речи Посполитой и от ее Сейма на все договоры, ранее заключенные между двумя государствами во время правления царя Михаила Федоровича.

«И вам бы брату нашему наияснейшему великому Государю Владиславу Четвертому Божией милостью королю польскому и великому князю литовскому вечное докончанье блаженные памяти отца нашего великого Государя царя и великого князя Михаила Федоровича всеа Русии Самодержца и вашего королевского величества своею государевою грамотою за своею государевою печатью с нами великим государем и царем и великим князем Алексеем Михайловичем всеа Русии Самодержцем с нашим царским величеством подкрепити…» [291].

Во-вторых, Владислав Четвертый недавно перед там женился вторым браком на Марии Людовике Гонзаго и его следовало поздравить, а заодно попытаться выяснить отношение к России новой супруги короля. Почему-то российское правительство уделяло большое внимание политическим симпатиям королевы, видимо, было наслышано о большом влиянии женщин на власть имущих мужчин в растленной Европе.

Традиционно в Москве опасались умаления царского достоинства во время дипломатических процедур, увязывая это с непризнанием суверенитета российской монархии как в отношении определенных территорий, так и в отношении царского статуса как помазанника Божия. Умаления этого достоинства можно было ожидать от кого угодно: от короля, королевы, панов Рады, просто от шляхтичей, от духовенства, от послов других держав. Поэтому царские послы получали подробнейшие и громадные по объему инструкции с описанием того, как должно почитаться в Речи Посполитой достоинство царского величества и как следует поступить при недостаточном почитании оного. «А будет великие послы боярину и наместнику Вологоцкие Василью Ивановичу с товарищи придут х королю на посольство и в то время будут при короле иных государей послы или посланник и послам великим посольства не править и идти из полаты вон. А молвить что им при иных послах и посланникех посольства править не показано» [292]. «И хто быдет от короля на встрече с какова чину какова им у стола будет честь, хто их станет подчевать и что с ними король или с панов рады поговорят и им то все записати. А против королевских и панов рады слов держати ответ остерегательно как бы государскому имяни и к чести к повышению» [293]. «А будет король против государева имяни не встанет и про государево здоровье спросит сидя и послам великим боярину и наместнику вологоцкому Василью Ивановичу Стрешневу с товарищи говорити: ведомо вашему королевскому величеству самому, что про великого государя нашего царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии самодержца про его царского величества здоровье де великие государи христианские и мусульманские спрашивают стоя» [294]. И так далее.

Особенно опасались в московском правительстве неприятностей от действий магнатов и шляхты. Такими действиями могли быть, например: задержание посольства на территории воеводства, которым управлял магнат, опять же умаление царского достоинства (неполное его титулование в любых сочинениях польских авторов (шляхтичей)) и еще более серьезные вещи, о которых речь пойдет далее. Из инструкции того же посольства боярина Стрешнева: «И учнут говорити, что король на Сойме с паны радою в дальнех городех. И им бы подождати как у короля сойм минетца. И где им король велит быти в ближних гор од ex и они им о том ведомость учинят. И послом великим боярину и наместнику вологоцкому Василью Ивановичу Стрешневу с товарищи говорити: посланы они от великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии самодержца и многих государств государя и обладателя от его царского величества к брату его к наияснейшему великому государю их Владиславу Четвертому Божиего милостью королю польскому и великому князю литовскому и иных краев королевскому величеству о самых о надобных о великих делех. А велено им ехати х королевскому величеству наспех. И они б отпустили их к королевскому величеству не мешкая. А они едут х королевскому величеству и в дальние городы. И говорити о том накрепко чтоб их отпустили х королю не задерживая» [295].