Вадим Россман - В поисках четвертого Рима. Российские дебаты о переносе столицы

Таким образом, Москва по большинству своих характеристик – развитию инфраструктуры, плотности населения, структуры занятости, типа и плотности застройки, экологическим показателям, качеству товаров и услуг, источников городского бюджета – отнюдь не европейский город, а город гораздо больше имеющий общего с азиатскими и африканскими столицами развивающихся стран. При европейском характере демографического воспроизводства населения в России идут однонаправленные миграции в главный город страны, которые поддерживают высочайшие темпы его роста, характерные для отсталых развивающихся стран Африки, Азии и Латинской Америки с совершенно другими индексами демографических показателей и динамикой роста населения.

Важнейшим из указанных различий является сама модель отношений между столичными и нестоличными городами. С одной стороны, внешние экономические причины и устройство транспортной сети заставляют россиян приезжать в Москву в качестве мигрантов или транзитных пассажиров. С другой, в силу финансовых обстоятельств они не могут приезжать в свою национальную столицу в качестве туристов и пользоваться на равных публичными благами , диспропорционально сконцентрированными в столице. Все это создает эффект отчуждения от своей национальной столицы и имеет важные импликации для нарушения принципа, который экономисты называют финансовой неэквивалентностью [20]. В противоположность этому чрезвачайно высокий процент британцев, французов, немцев и японцев имеют возможность приезжать в свою столицу, участвовать в важнейших национальных торжествах и церемониях, посещать столичные культурные мероприятия и музеи.

Если крупные европейские столицы вряд ли могут служить правильной референтной группой для сравнения с Москвой из-за вышеперечисленных факторов, быть может нам удастся найти аналоги российской сверхцентрализации в других странах. Предположим, что российская топологическая структура как-то оправдана обстоятельствами, связанными со специфической фазой экономического развития страны, и пребыванием в другом историческом или экономическом времени.

Возможно, сравнение Москвы со столицами европейских стран не является вполне правомерным и Россия вписывается в альтернативный тренд развития , который требует принципиально иной политической архитектуры и урбанистической иерархии. Можно предположить, что специфические потребности индустриального роста и фазы экономической экспансии диктуют необходимость более высокой централизации функций для обеспечения более интенсивных темпов роста для всей страны.

Считается, что по ряду социально-экономических характеристик Россия близка к трем странам – Бразилии, Индии и Китаю, которые вместе составляют группу стран БРИК. Если такая группировка стран не лишена оснований и Россия действительно входит в число динамически развивающихся стран, попробуем сравнить Россию с точки зрения проблемы централизации со столицами трех других стран этой группы – Бразилией, Китаем и Индией.

Как мы уже отметили, экономика Москвы составляет 23 % от ВНП России. В противоположность этому во всех странах БРИК (заметим в скобках, что их темпы роста заметно превосходят темпы роста российской экономики) политическая значимость столицы уравновешивается экономической мощью и капиталом других крупных мегаполисов. В Бразилии столица Бразилиа уступает как по населению, так и по экономической значимости таким крупным промышленным центрам как Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу. В Китае политическая мощь Пекина уравновешивается гораздо более экономически сильными Шанхаем и Гонконгом, а также такими важными экономическими центрами, как Гуаньчжоу, Шэньчжэнь, Харбином и десятками других городов миллионников, большинство из которых являются международными центрами промышленного производства. В Индии такие экономические центры как Мумбай, Бангалор, Ченнай значительно превосходят по своей экономической значимости столицу Нью-Дели, а десятки других международных (а не национальных) экономических центров вполне сопоставимы с ней. В Китае – 170 городов миллионников, в Индии – 37, в Бразилии – 14, в России – 12.

Доля столичной экономики в отношении к ВНП в странах БРИК следующие: Пекин составляет всего 3,1 % ВНП Китая, Бразилиа – 3,75 % ВНП Бразилии. Даже если мы возьмем весь большой Дели с пригородами, который значительно превосходит столицу Нью-Дели, его доля в национальной экономике составит всего 4,9 % от индийского ВНП. В то же время доля Шанхая в экономике Китая – 4,5 %, доля Сан-Паулу и Рио в Бразилии – соответственно 12,26 и 5,54 %, доля Мумбая в экономике Индии – 5,5 %. Таким образом, ни одна столичная экономика не составляет даже 10 % национальной экономики стран БРИК и экономические функции распределены по стране гораздо более равномерно.

Важно отметить, что в Индии и Китае столицы не являются местом самых высоких доходов населения. Доходы на душу населения в Шанхае выше, чем в Пекине, в Гоа или Кандагаре – значительно выше, чем в Нью-Дели. В Бразилиа доходы несколько выше, чем в Сан-Пауло и Рио, но вполне сопоставимы с ними, особенно учитывая более высокую стоимость жизни (бразильская столица занимает 33 строчку в рейтинге самых дорогих городов). К тому же по ВНП на душу населения Бразилиа уступает некоторым небольшим городам, например, городу Каскалхо Рико (Cascalho Rico) [21].

Учитывая рост столицы и идущие процессы дезурбанизации в российском национальном масштабе [Толкователь, 2012], целесообразно привести данные по росту нестоличных городов в тех европейских и азиатских странах, которые мы обсуждали в предыдущих параграфах. В противоположность ситуации демографического роста Москвы на фоне убыли и экономического падения в других крупных и средних городах России, в этих европейских и азиатских странах многие крупные и мелкие города растут гораздо быстрее столичных.

Так все 8 главных городов Англии показывают достаточно солидный прирост населения с 2000 года. Например, Манчестер за последние 10 лет вырос на 19 %. Темп роста населения в Ньюкасле – 5 % [The Economist, 2012]. Во многом сходную ситуацию мы наблюдаем во Франции. С 1999 по 2012 год Марсель стабильно рос на 2 % в год. По темпам роста Марсель, правда, несколько опережает Тулуза, один из самых быстрорастущих городов в Европе. Еще быстрее растет небольшой Монпельер. В Японии темпы роста Фукуоки – 4,4 % (средний годовой прирост в Токио с 1999 года – 0,77 %).

Китайская стратегия на сегодняшний день направлена главным образом на развитие внутренних районов страны, которые противопоставляются прибрежным городам, где растут цены, скученность и классовое неравенство. В Чэнду, столице провинции Сычуань, развивается наземный и воздушный транспорт, связывающий город с приморскими провинциями и другими странами. Именно здесь, в глубинке, концентрируется китайский хайтек, в том числе и такие отнюдь не заштатные фирмы, как Cisco и Dell. Чунцин становится городом нового типа, центром внутренних провинций Китая. В международные промышленные и экономические центры вышли такие города, как Тяньцзинь, Далянь, Циндао, Наньцзин, Сучжоу и многие другие. Достаточно сказать, что на четырнадцать из китайских городов второго плана (second tier cities) – из этого списка исключены помимо Пекина и Шанхая также Гуанчжоу и Шэньчжень – приходится 54 % импорта из США (U.S. Commercial Service, 2011).