Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

О том, что и в начале 1928 года методологическое инакомыслие еще допускалось, свидетельствует написанный Словесным отделом (датированный 25 февраля 1928) «Общий очерк деятельности Отдела словесных искусств 1924–1927 г.». В методологическом введении к нему все названо своими именами. Здесь объективно отмечается определившийся к концу 1927 года историко-литературный уклон разработок Отдела, но при этом подчеркивается не академический и не традиционный, а новаторский подход к эволюции литературного процесса, на основе «изучения „низов“ литературы, „младших линий“, „литературного фона“, из которых вырастали крупные писатели». Здесь же отмечается необходимость «выдвижения на первый план задач формального анализа художественных произведений» на первом этапе существования ЛИТО, говорится об интересе Отдела к поэтике, встречаются выражения: «спецификация», «эстетически-технологическое изучение литературы как художественного слова» и т. д. [133] Для примера приведем несколько абзацев, касающихся истории Отдела в целом: «Учрежденный в конце 1920 г. (последний в составе Института Истории Искусств) Отдел Словесных Искусств, как показывает само название его, назначен был служить изучению литературы как искусства , т. е. построению нового литературоведения, как области искусствознания. Отсюда первоначальный основной интерес к разработке вопросов теоретической и исторической поэтики, в частности стиховой формы, метрики, рифмы, композиции, приемам стиля вообще. Отсюда же и принципиальное заострение в постановке этих вопросов. Необходимость защиты позиций в составе Института и утверждение самого предмета изучения искусства слова <���…>, естественно, вынуждала к выдвиганию на первый план задач формального анализа художественных произведений как таковых <���…> Спецификацией искусствоведческого подхода являлось формальное, эстетически-технологическое изучение литературы как художественного слова» (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 27, л. 54). Копию этого текста, с точной датой, см. в фонде Шмита: ЦГАЛИ СПб., ф. 389, оп. 1, ед. хр. 50, л. 13–17. Сами эти понятия и определения уже совсем скоро станут табуированными [134] В варианте отчета, опубликованном в юбилейном сборнике Института и, вероятно, отредактированном В. М. Жирмунским, этих понятий уже нет, хоть и говорится о том, что на начальном этапе научной работы отдела необходимо было «заострение вопросов теории литературы», и расплывчато упоминается «живая научная полемика» о «принципах и методах исследования, как <���…> в стенах Института, так и в общей печати» (Государственный институт истории искусств. С. 22). .

Судя по протоколам заседаний и другим документам, к 1927 году главным действующим лицом в Институте становится Я. А. Назаренко. С первых дней директорства Шмита он был введен в Правление как помощник директора по административно-хозяйственной части. Назаренко тут же сам себя начал назначать в ревизионные комиссии, а также заменять старый зубовский персонал: завхоза и технических сотрудников, назначая на их место членов ВКП(б) и бывших комиссаров с сомнительным прошлым [135] Еще при Зубове Назаренко с помощью чиновников ЛОГа директивно проводит в Институт двух коммунистов: М. И. Лапина, на которого было возложено заведование личным составом Института (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 158, л. 152, 153; ед. хр. 147, л. 93), и партийца С. А. Александрова на место смещенного легендарного камердинера Зубова Иннокентия Байковского (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 1, ед. хр. 147, л. 96). Впоследствии он подобную смену производил несколько раз (об этом ниже). . В Институте начались скандалы, доносы и воровство, но зато образовалась партячейка. Через два года, с помощью интриг и кляуз, Назаренко влезает в Правление издательства «Academia» [136] О «кознях» Назаренко, его кляузах в ревизионные комиссии, навязывании издательству руководителями партийных функционеров и т. д. см.: Кроленко А. А. Дневник 1927 года // РО РНБ, ф. 1120, ед. хр. 223, л. 34, 76,89 об., 167, 169, 170. , на следующий год — в Правление ВГКИ (Высших государственных курсов искусствоведения при ГИИИ) [137] ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 23, л. 47 об. и, наконец, в 1929 году получает должность замдиректора с огромными полномочиями.

С самого начала Шмит часто вместо себя посылает Назаренко в Москву на заседания различных комиссий и коллегий Главнауки, вероятно, полагая, что члену партии легче договориться с партийным руководством. Таким образом, от Назаренко начинает зависеть очень многое. Дело в том, что Институт в финансовом отношении был изгоем. Он имел статус государственного, но со времен Зубова бюджетно не финансировался или почти не финансировался. А для выживания были необходимы субсидии не только на ремонтно-хозяйственные работы, но и на научные: на издательские нужды, на командировки и экспедиции, на книги для библиотеки и т. д. А главное — нужно было «выбивать» штатные места: большинство молодых сотрудников Института, как и при Зубове, продолжало работать бесплатно или почти бесплатно [138] В отчете Шмита за 1926/27 год указывалось, что «личный состав ГИИИ насчитывает 182 работника, из них 164 научных и 18 хозяйственно-административных и технических. Около половины всего числа (90 человек) состоит сверх штата и содержания не получает; из остальных 92-х человек только 56 получают полную ставку, в том числе, конечно, все хозяйственно-административные и технические служащие, 36 довольствуются половинными ставками, так как по штатному расписанию, утвержденному на основании постановления СНК РСФСР от 20 сентября 1927 года, Институту отпущено всего 74 штатных единицы» (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 38, л. 46). . Особенно нужны были штатные единицы для сотрудников 2-го разряда и для аспирантов (которые появляются в ГИИИ во второй половине 1920-х годов), чтобы молодые специалисты, заканчивающие ВГКИ, продолжили заниматься исследовательской работой при Институте. Кроме того, Назаренко поручалось добиваться от Наркомпроса утверждения нового устава Института, без которого более реальной казалась угроза расформирования, слияния и ликвидации [139] Типовой устав вузов начал вырабатываться специальной комиссией Нар-компроса только в конце 1930 г. (см. Протокол № 25 заседания Президиума ЛОК от 24.09.1930 // СПб. О. АРАН, ф. 350, оп. 1, ед. хр. 387, л. 56–58). До этого времени формально еще действовали уставы отдельных организаций и учреждений. . Он делегируется также на разные заседания по методологии и идеологии, в частности на конференции по социологии искусств [140] См. об этом, например, на заседании Правления от 28 мая 1926 г. (ЦГАЛИ СПб., ф. 82, оп. 3, ед. хр. 22, л. 60 об.). . Ошибкой Шмита с первых лет было также назначение Назаренко исполняющим обязанности директора во время своих многочисленных отлучек. Все это в совокупности, как и реляции о «великой» роли Соцкома, сыграло не последнюю роль в продвижении этого интригана.