Валерий Вьюгин - Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Эдельштейн М. Ю. «Мастодонт поэзии не кто иной, как Вяч. Иванов»: два письма Н. Н. Шульговского к В. В. Розанову // От Кибирова до Пушкина: Сб. в честь 60-летия Н. А. Богомолова / Сост. А. Лавров и О. Лекманов. М.: Новое литературное обозрение, 2011. С. 702. В статье даются биографические сведения о Шульговском, см. также его автобиографию, написанную в конце 1923 г. по просьбе библиографа П. В. Быкова, вероятно, для его «Словаря русских писателей» (РО ИРЛИ. Ф. 273 (Быков П. В.). Оп. 2. № 37. Л. 1).

Кружок философии права профессора Л. И. Петражицкого при Санкт-Петербургском Университете за 10 лет существования: Исторический очерк в связи с кратким изложением основных идей учения Петражицкого / Сост. Н. Н. Шульговский. СПб.: Издание книжного склада «Право», 1910. С. 14.

Письмо Н. Н. Шульговского к В. В. Розанову от 13 апр. 1912 г. // РГАЛИ. Ф. 419. Оп. 1. Ед. хр. 711. Л. 32 об., цит. по: Эдельштейн М. Ю. «Мастодонт поэзии не кто иной, как Вяч. Иванов». С. 713, примеч. 11.

См.: Эдельштейн М. Ю. «Мастодонт поэзии не кто иной, как Вяч. Иванов», а также переписку Шульговского 1915–1919 гт. с издателем «Ежемесячного журнала литературы, науки и общественной жизни» B. C. Миролюбовым (РО ИРЛИ. Ф. 185 (B. C. Миролюбов). Оп. 1. № 1281).

Кузмин М. А. Дневник 1908–1915 / Предисл., подгот. текста и коммент. Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2005. С. 287.

См. письмо Шульговского к B. C. Миролюбову от 1 дек. 1915 г // РО ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. № 1281. Л. 1–2.

Шульговский Н. Н. Идеал человеческого поведения с психологической точки зрения: Правнополитическое исследование. СПб.: Типография Б. М. Вольфа, 1907. С. 69, 64.

См.: Эдельштейн М. Ю. «Мастодонт поэзии не кто иной, как Вяч. Иванов». С. 712, примеч. 10.

Первой мировой войне посвящен венок сонетов Шульговского «Терновый венец. Corona spinea», опубликованный в «Ежемесячном журнале» B. C. Миролюбова (1916. № 3) и отдельным изданием (Пг., 1916; также вошел в сборник Шульговского «Хрустальный отшельник»), где война, по точной характеристике Эдельштейна, «изображена как сатанинская бойня, новое распятие Христа» ( Эдельштейн М. Ю. «Мастодонт поэзии не кто иной, как Вяч. Иванов». С. 712, примеч. 10) в подобных неловких строках: «О люди, как вы можете страданья / И смерть нести для братского созданья, / Когда для вас дары красот даны…» ( Шульговский Н. Н. Терновый венец. Corona spinea: Венок сонетов. Пг.: Типография Б. М. Вольфа. 1916. С. 9).

Письмо Шульговского к B. C. Миролюбову от 28 сент. 1919 г. // РО ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. № 1281. Л. 18–18 об.

РО ИРЛИ. Ф. 273. Оп. 2. № 37. Л. 2 об.

См.: РО ИРЛИ. Ф. 282 (Фофанов К. М.). № 91. Л. 3, 5.

См. письма Шульговского к B. C. Миролюбову от 15 мая и 28 сент. 1919 г. // РО ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. № 1281. Л. 30, 17; автобиографию Шульговского 1923 г. (РО ИРЛИ. Ф. 273 (Быков П. В.). Оп. 2. № 37. Л. 1), рукописные сб. стих. «У рубежа» и «Поникшие крылья» (оба — 1920 г.; РО РНБ. Ф. № 290 (П. Я. Заволокин). Ед. хр. 218); обращение Шульговского 1923 г. ко «всем поэтам и поэтессам» с просьбой прислать ему, для работы над вторым томом «Теории и практики поэтического творчества», во-первых, «все сборники их стихотворений и, во-вторых, доставить описание процесса их поэтического творчества (возникновение образов и замыслов, состояние духа при творчестве и вдохновении, работа над своими произведениями, история зарождения и развития своего дара и т. п.), составленное столь же искренне и правдиво, как это сделал Эдгар По в описании постепенного созидания своего знаменитого „Ворона“» (РО РНБ. Ф. № 949 (П. В. и З. И. Быковы). Ед. хр. 945).

Письмо Шульговского к B. C. Миролюбову от 15 мая 1919 г. // РО ИРЛИ. Ф. 185. Оп. 1. № 1281. Л. 30.

Письмо Шульговского к B. C. Миролюбову от 28 сент. 1919 г. // Там же. Л. 17.

Так, неизданные части французского дневника Марии Башкирцевой (Marie Bashkirtseff «Confessions», 1925) стоило бы, по мнению Шульговского, выпустить как важное культурное свидетельство — «Но разве наш современный широкий читатель интересуется „выяснением личности“? Да какое ему до этого дело? Ему нужно прежде всего интересное чтение, сюжет, а никак не интерес психологического анализа» (внутр. рец. от 7 февр. 1926 г.).

Книгу французского политического деятеля и литератора Эдуарда Эррио «Мадам Рекамье и ее друзья» стоило, по мнению Шульговского, перевести (издательство совету рецензента не последовало) ради тех читателей, «кому много говорят и кому дороги те имена, носители которых выведены в этой книге <���…>. От чтения этой книги интеллигентный читатель почувствует, во-первых, отдых, даже больше — какую-то освежающую струю, но, с другой стороны ощутит и зависть к тому, что, несмотря на все удары судьбы, преследования, изгнания, политические перевороты и т. д., люди имели возможность жить культурной, свободной и творческой жизнью…» (внутр. рец. от 14 окт. 1924 г.).

Шупьговский Н. Н. Идеал человеческого поведения с психологической точки зрения. С. 78.

Имеются в виду романы английской писательницы Оливии Уэдсли, с большим успехом переводившиеся «Временем», см. об этом далее в настоящей главе.

Несмотря на отрицательный отзыв Шульговского на сборник Бирса (включавший в себя знаменитый рассказ «Случай на мосту через Совиный ручей»), в 1926 г. «Время» выпустило сборник «In the Midst of Life» (1898) в переводе В. Азова (под загл. «Настоящее чудовище»), который представляет собой несколько расширенную перепечатку сборника, рецензировавшегося Шульговским.

Куллэ, кроме того, более дифференцированно описывает генезис и своеобразие стиля этого писателя, находя ему точную аналогию в современной советской литературе. Рецензент сообщает, что Льона — переводчик американских писателей, в том числе А. Бирса, на французский язык, он «не обладает даром писателя-худож-ника, но владеет гибкой французской речью. Самостоятельный его роман и является выразительным показателем такой усвоенной трудом стилистики. Это абсолютно не художественное произведение, страдающее длиннотами, мутными рассуждениями на тему о разумности или неразумности запрета спиртных напитков в Америке, насыщенное риторикой весьма неглубокой морали, но связанное несколькими нитями приключений в кабаках и на море. Своеобразный Илья Эренбург по-французски» (внутр. рец. от 18 марта 1926 г.).

Вероятно, другой службы ему так и не удалось найти: в 1931 г. он, по словам Г. П. Блока, «сидит сейчас без работы и находится в исключительно трудном материальном положении», «в полном смысле слова бедствует» (письма «Времени» П. С. Когану от 21 янв. 1931 и 8 февр. 1931 г.), поэтому во «Времени» ему давали заказы на переводы для собрания сочинений Р. Роллана. Последнее письмо Шульговского во «Время» датировано 9 марта 1932 г. (среди его писем в издательство имеется записка с планом участка Волкова кладбища, где находится склеп Шульговских, и просьбой «дать знать немедленно» (вероятно, о его возможной смерти) ряду лиц), а уже в апреле он был арестован по делу «Об антисоветских кружках и салонах» и на первом же допросе сообщил: «Я убежденный враг советской власти. Родившись в дворянской семье, воспитанный в стародворянском духе, учившийся на образцах дворянской литературы, я — весь в дореволюционном прошлом. С современностью, с существующим в стране политическим строем меня абсолютно ничто не связывает. Я озлоблен против советской власти, которая, введя строгую, требовательную цензуру, лишила меня возможности печатать свои поэтические произведения, враждебные переживаемому нами времени, следовательно, лишила меня главного в жизни — известности и признания. С моими друзьями и сверстниками, с такими же как и я последними представителями дворянской интеллигенции, воспринявшими советский строй враждебно и озлобленно, она поступила также сурово, выкинув их из жизни или предоставив им место где-то на задворках культурной и политической жизни страны. Я и мои единомышленники — насильно лишены возможности участвовать в современности, влиять на нее по праву культурно и интеллектуально высоко развитых людей. Мы представляем собой внутреннюю эмиграцию, лишь благодаря жизненных случайностей [так!] не очутившихся после революции за кордоном, по ту сторону границы. Однако, идейно мы связаны, весьма тесно связаны, с миром белой эмиграции, и всякая весть из этого мира, хотя бы о том, что там идет жизнь, что там люди живут, работают, творят, делают усилия к тому, чтобы помочь нам освободиться из-под гнета советского режима, радует и ободряет нас. Естественно вполне, что не соглашаясь в самом основном, в самом принципиальном — с политической системой, прочно обосновавшейся в стране, я желаю поражения этой системы, уничтожения ее и возврата к дореволюционному образу правления страной. Я — пораженец, и это заставляет меня внимательно следить за каждым неуспехом советской власти, за каждым отступлением ее от принятой, так называемой, генеральной линии, за всяким обострением на международной арене, позволяющим рассчитывать на поражение ненавистного мне советского строя. Как человек теоретически одаренный и культурный, я не могу не бороться с тем, что мне ненавистно» (искренне благодарю П. Л. Вахтину, сообщившую мне текст показаний Шульговского).