Коллектив авторов - Дворянство, власть и общество в провинциальной России XVIII века

Лорина Петровна Репина в своей книге Социальная история в историографии XX века подчеркивает:

…в последнее десятилетие активные поиски историками новых путей сосредоточиваются вокруг осмысления роли и взаимодействия индивидуального и коллективного, единичного и массового, уникального и всеобщего […] Ответ на вопрос, каким именно образом унаследованные культурные традиции, обычаи, представления определяют поведение людей в специфических исторических обстоятельствах (а следовательно, сам ход событий и их последствия), не говоря уже о проблеме творческого начала в истории, требует выхода на уровень анализа индивидуальной деятельности. Включение механизмов личного выбора является необходимым условием построения комплексной объяснительной модели, которая должна учитывать наряду с социально-структурной и культурной детерминацией детерминацию личностную и акцидентальную {63} 63 Репина Л.П. Социальная история в историографии XX века. С. 92. .

Использование подходов и данных антропологии, лингвистики, психологии, культурологии и других дисциплин существенно расширило исследовательское поле исторической науки и внесло значительные изменения в ее объект и задачи исследования. Размышления историков над методами работы с источниками и способами их интерпертации привели к осознанию необходимости соединения в историческом исследовании микро- и макроподходов, изменили способ отношения историка к фактам в истории и позицию самого историка в историческом нарративе. В последние годы все большим интересом пользуются работы, в которых автор не предлагает изложения последовательной череды событий с готовым ответом на вопрос «как это было?», а побуждает читателя посмотреть на возможные варианты развития событий, проанализировать потенциальные возможности их участников, мотивацию поступков и причины, по которым реализовались или не реализовались те или иные возможные сценарии в истории. Иначе говоря, по определению Л.П. Репиной, историки сегодня стремятся не писать историю с точки зрения настоящего, представляя ее в уже свершившемся, «победившем» варианте, а смотреть на прошлое как на развивающееся настоящее {64} 64 Репина Л.П. Комбинация микро- и макроподходов в современной британской и американской историографии: несколько казусов и опыт их прочтения // Бессмертный Ю.Л. (Отв. ред.) Историк в поиске. Микро- и макроподходы к изучению прошлого: Докл. и выступл. на конф., 5–6 октября 1998 г. М., 1999. С. 60. , выдвигая интересные гипотезы и по-новому анализируя устойчивые концепции и привычные категории {65} 65 См. также: Bonnell V.E., Hunt L. Beyond the Cultural Turn: New Directions in the Study of Society and Culture. Berkeley (Calif.), 1999. .

Надо отметить, однако, что большинство перечисленных выше работ по локальной истории, использовавших новые методы и подходы, были посвящены изучению различных сторон жизни либо локальных сообществ в их целостности, то есть с разнообразным социальным составом населения, либо сообществ крестьянских и городских низов. Тенденция перехода в исторических исследованиях с позиций национальной истории на региональный уровень привела к смене объектов анализа и на персональном уровне: как уже отмечалось, историки «отвернулись» от «выдающихся деятелей» элиты и обратили свое внимание на неграмотных крестьян и им подобных представителей низших социальных групп. Это привело к тому, что дворянство, жившее в провинции, осталось на долгое время практически вне поля зрения историков.

Подобная ситуация сложилась, в частности, в области изучения дворянства Франции. Так, Роберт Форстер еще в 1963 году заметил, что методы, предложенные Марком Блоком и Люсьеном Февром, не оказали существенного влияния на исследования по истории французского провинциального дворянства XVIII века, представления о котором у большинства историков продолжали «моделироваться в необычайной степени по образцу литературной карикатуры», заимствованной из комедий Мольера, Бомарше и Шатобриана. «Исторический портрет» провинциального дворянина, «иногда меланхоличный, чаще смехотворный», есть, по мнению Форстера, не что иное, как «изображение гордого, но тупого деревенщины, обреченного на нищету и безделье в разваливающемся провинциальном шато». Причина подобного результата крылась, по мнению историка, в том, что это изображение основывалось более на традиционном стереотипе, чем на основательном изучении источников {66} 66 Forster R. The Provincial Noble: A Reappraisal // The American Historical Review. Vol. 68. 1963. P. 681–691, цит. р. 681, 682. . Пытаясь преодолеть указанный недостаток, Форстер проанализировал данные об экономической деятельности провинциальных дворян XVIII века в трех регионах Франции (Тулузе, Бордо и Ренне), почерпнутые из не использовавшихся ранее архивных источников, и убедительно доказал, что провинциальный дворянин эпохи Просвещения — «далеко не бездельник, тупица и обнищавший “дворянчик” Qtobereau)», а, «скорее, активный, практичный и процветающий землевладелец» {67} 67 Ibid. P. 683. . Форстер подчеркнул важность изучения дворянства XVTII века именно на региональном уровне, так как при разнообразии географических, экономических, социальных, культурных и других особенностей регионов специфические черты жизни провинциальных дворян в большой степени определялись их реакцией на окружавшую действительность.

Несмотря на появление в последние десятилетия ряда интересных работ по истории дворянства отдельных регионов Европы, позволивших по-новому взглянуть на опыт жизни дворянства в провинции {68} 68 См., например: Cliffe J. T. The Yorkshire Gentry from the Reformation to the Civil War. London, 1969; Walker M. German Home Towns: Community, State, and General Estate, 1648–1871. Ithaca (N.Y), 1971; Nicolas J. La Savoie au XVIIIe siècle: noblesse et bourgeoisie. 2 vol. Paris, 1977–1978; Gresset M. Gens de justice a Besançon: de la conquete par Louis XIV a la Revolution française , 1674–1789. Paris, 1978; Dewald J. The Formation of a Provincial Nobility: The Magistrates of the Parlement of Rouen, 1499–1610. Princeton (N.J.), 1980; Hollinshead J.E. The Gentry of South-West Lancashire in the Later Sixteenth Century// Northern History. Vol. 26. 1990. P. 82–102; Figeac M. L'automne des gentilshommes: Noblesse d'Aquitaine, noblesse française au Siecle des Lumieres. Paris, 2002; Favier R. Archives familiales et noblesse provinciale: hommage a Yves Soulingeas. Grenoble, 2006. , историки по-прежнему подчеркивают недостаточную изученность дворянства Европы на региональном уровне. В частности, четыре десятилетия спустя после появления работ Форстера французские историки сегодня по-прежнему обеспокоены сохранением и устойчивым бытованием стереотипных образов не только провинциальных дворян, но и сословия в целом и видят необходимость пересмотра многих основополагающих теорий относительно места и роли французского провинциального дворянства в истории нации. Например, авторы сборника Французское дворянство в XVIII веке: Переоценка и новые подходы подчеркивают, что положение дворянства Франции при «старом порядке» до сих пор оценивается с позиций деструктивной роли этого сословия в истории страны, а его «смерть» как лидирующей силы в обществе воспринимается как неизбежность {69} 69 Smith J.M. The French Nobility in the Eighteenth Century: Reassessment and New Approaches. University Park (Pa), 2006. . Отталкиваясь от исторической традиции рассматривать историю дворянства в Европе нового времени как историю «феодального класса», переживавшего кризис и упадок, исследователи, представившие свои работы в двухтомном издании Европейское дворянство в XVII и XVIII веках, приходят к выводу, что детальное изучение способов адаптации дворянства в различных странах Восточной и Западной Европы, в качестве группы или на индивидуальном уровне, к менявшимся условиям жизни и давлению на него как сверху, так и снизу убеждает в способности дворянства к консолидации и трансформации. Несмотря на различия в конкретных проявлениях трудностей и проблем, встававших перед привилегированным сословием в отдельных странах, дворянство в Европе на протяжении XVIII века выходило из них в немалой степени более сильным и влиятельным, чем раньше {70} 70 Scott H.M. (Ed.) The European Nobilities in the Seventeenth and Eighteenth Centuries. 2 vol. Houndmills; Basingstoke; Hampshire, 2007 (first edition London; New York, 1995), особенно статья Scott H.M., Storrs Ch. The Consolidation of Noble Power in Europe, с 1600–1800 // Ibid. Vol. 1. P. 1–60; см. также: Lukowski J. The European Nobility in the Eighteenth Century. Houndsmills, Basingstoke, Hampshire; New York, 2003; Romaniello M.P., Lipp Ch. Contested Spaces of Nobility in Early Modern Europe. Farnham, 2011. . Подобную потребность в пересмотре взглядов на дворянство европейских стран и провинциальное дворянство в частности ощущают и историки других национальных школ {71} 71 См. обсуждение проблем изучения дворянства в Европе в современной европейской историографии: Scott H.M., Storrs Ch. The Consolidation of Noble Power in Europe; Scott H. The Early Modern European Nobility and its Contested Historiographies, с 1950–1980 // Romaniello M.P., Lipp Ch. Contested Spaces of Nobility in Early Modern Europe. P. 11–40; Godsey W.D., Jr. Nobles and Modernity// German History. Vol. 20. 2002. P. 504–521; обзор современной литературы по истории дворянства в отдельных странах Восточной и Западной Европы, включая Россию, см.: Guides to Further Reading // Scott H.M. (Ed.) The European Nobilities in the Seventeenth and Eighteenth Centuries. Vol. 2. P. 400–420. .