Коллектив авторов - Этносы и «нации» в Западной Европе в Средние века и раннее Новое время

Другие бургундские историки, пережившие поражение Карла Смелого при Нанси, еще более суровы по отношению к французам. Судя по их сообщениям, именно после 1477 г. появляется некое чувство принадлежности к единой исторической общности среди подданных герцогов Бургундских. И в «Мемуарах» Оливье де Ла Марша и в «Хронике» Жана Молине в описании войны четко различаются два лагеря: французы и бургундцы. Безусловно, под этими определениями подразумевалась некая «партийная» принадлежность тех или иных людей, но она, как кажется, была первым шагом к оформлению «этнического самосознания», ибо важно было осознать и показать свою причастность к этому, а не другому лагерю, а также продемонстрировать отличия от противоположного. У наших авторов одним из ключевых моментов в доказательстве этого различия выступает понятие «ненависти». Бургундцы ненавидят французов, а те в свою очередь отвечают им взаимностью 66. Бесчинства и разбой, учиняемые армией короля, естественно, вызывали подобные чувства. Молине уподобляет страдания подданных Марии страданиям избранного народа Израиля, а их преследователей, французов – египтянам и вавилонянам 67.

Причем осознание своей принадлежности к бургундской общности, как оказалось, свойственно не только привилегированным сословиям. Напротив, среди аристократии имело место предательство, которое Молине не в состоянии простить (например, переход на сторону французов сеньора де Кревкера 68, другие пытаются выбрать, где получат большую выгоду).

Штаты Бургундского герцогства, по сообщению хрониста, сразу же признали своим сеньором Людовика XI, тогда как городское сословие не хотело с этим смириться 69. Несмотря на свое пренебрежительное отношение к горожанам, Молине часто показывает, как именно они отстаивают права Марии. В «Кораблекрушении Девы» один из персонажей красноречиво назван «Одряхлевшим дворянством». Именно это одряхлевшее дворянство призывает Деву броситься в пасть киту, символизировавшему французского короля, тогда как грубая «Община» проявляет невиданную храбрость и верность своей госпоже 70. Восхищение официального историка вызывают горожане города Авен, не сдавшиеся королю, несмотря на тяжелую осаду 71. Молине достаточно ярко передает накал вооруженных столкновений в этот период, что объясняется его собственной позицией и верностью Бургундскому дому 72. О предательстве многих знатных сеньоров пишет и Оливье де Ла Марш 73. Подобная ситуация заставляла хронистов с еще большей настойчивостью прославлять тех, кто был верен «бургундскому делу» и оставался истинным «бургундцем» 74.

Если отбросить всю эмоциональность и субъективность позиции хронистов, безусловно, вовлеченных во франко-бургундский конфликт не только на страницах своих сочинений, но также на полях сражений (как в случае с Оливье де Ла Маршем), все же можно в определенной мере утверждать, что после битвы при Нанси во всех регионах Бургундского государства сохранялось чувство верности Бургундскому дому. Даже в герцогстве Бургундия, которое стало легкой добычей Людовика XI, никто не оспаривал тот факт, что Мария Бургундская является естественным сеньором после гибели своего отца, и французский король лишь на определенное время вводит свои войска на территорию герцогства, дабы защитить его население от возможной агрессии извне 75. В случае с Бургундией принято говорить о сохранявшемся среди населения герцогства чувства принадлежности к Французскому королевству 76, хотя какие-либо очевидные доказательства этого вряд ли можно найти, за исключением того, что французским войскам удалось быстро установить контроль над герцогством. Скорее, можно констатировать, что крупная аристократия, пошедшая на признание суверенитета короля, просто взвесила шансы сторон 77. Соотношение сил было явно не в пользу Марии Бургундской, чего не могли не понимать крупные бургундские аристократы, обладавшие значительными земельными владениями на территории герцогства 78. Тем не менее основная часть среднего и мелкого дворянства и горожан были настроены пробургундски. Впрочем, сопротивление в Бургундии было менее ожесточенным, нежели в северных владениях Бургундского дома. Городские власти Дижона, Бона и других крупных городов Бургундии, вскоре осознавшие, что король не собирается выполнять своих обещаний, стали готовить восстания, прокатившиеся по герцогству и графству в 1477-79 гг. (в частности, восставший Бон выдерживал осаду королевской армии в течение 5 недель 79). Однако разрозненность и предательства многих представителей крупной аристократии, а также неспособность правительства Марии Бургундской в то время воевать с королем, обусловили провал всех попыток вернуть герцогство под власть наследницы Карла Смелого. Тем не менее, несмотря на неизбежность вхождения в королевский домен, герцогству удалось выторговать у Людовика XI значительные привилегии, в том числе учреждение парламента в Дижоне.

Впрочем, приближенные Марии Бургундской попытались оспорить действия французского короля, который, основываясь на апанажном праве, выдвинул свои претензии на французские фьефы 80герцогов и ввел в некоторые из них свои войска. К тому же, пытаясь подкрепить свои притязания как можно более серьезными аргументами, в мае 1478 г. (т. е. только через полтора года после гибели герцога) он обвинил Карла Смелого в невыполнении своих вассальных обязательств по отношению к королю и в совершении преступления против королевского величия 81, что говорит об относительной слабости королевской власти на завоеванных территориях. Бургундская сторона еще в январе 1477 г. включилась в полемику с Людовиком XI. Уже 23 января 1477 г. Мария Бургундская направила письмо в совет Дижона, в котором обосновывала свои права на земли, принадлежавшие Бургундскому дому 82. Она отмечает, что герцогство Бургундия никогда не входило в состав владений короны, следовательно, к нему не может применяться апанажное право. Не только герцогство Бургундия, но и другие территории принадлежат ей на законных основаниях. Например, графства Макон и Осер, приобретенные Филиппом Добрым по условиям Аррасского мира 1435 г. Особый интерес вызывают доводы юриста Жана д’Оффэ в пользу Марии Бургундской 83. Можно выделить три основных пункта в его трактате, написанном уже в конце 1478 г., что снова говорит о том, что вопрос о правах на бургундское наследство оставался все еще актуальным. Во-первых, обвинения в неисполнении вассального долга касаются только покойного герцога, а значит, не могут применяться по отношению к его наследнице. Во-вторых, д’Оффэ отрицает, что герцогство Бургундия – апанаж, для него это фьеф, не входивший в состав королевского домена. В-третьих, этот фьеф может передаваться по женской линии (если это позволяли местные кутюмы), тогда как апанаж должен возвращаться короне в случае отсутствия наследника мужского пола. В связи с этим для него важно разобраться, на каких условиях герцогство было передано Филиппу Храброму в 1463 г. Юрист приводит два аргумента в пользу своих предположений: король Иоанн II Добрый получил герцогство не в результате возвращения к короне после пресечения прежней герцогской династии, а в результате наследования, причем по линии своей матери; затем король даровал Бургундию своему сыну и его законным наследникам за беспрецедентную храбрость, проявленную им в битве при Пуатье, а исключение права женщин на наследование не применимо к этому дару, так как такое положение было принято уже много позже 1463 г. Эти доводы должны были, по мысли бургундской стороны, подтвердить законность наследования Марией герцогства Бургундского. К тому же, герцог объявил свой суверенитет над ним, а значит, мог передать все свои владения дочери.