Пантелеймон Кулиш - История воссоединения Руси. Том 1

Съезды православных иерархов в Бресте Литовском и соглашение устроить церковную унию. — Иезуитская инструкция киевскому митрополиту. — Пассивная натура русских панов и рассчет на нее иезуитской партии. — Объявление церковной унии и пустой взрыв негодования со стороны панов. — Характеристика русского магната в лице богатейшого из них. — Неоправдавшиеся надежды сочинителей унии.

Все было подготовлено к церковной унии: люди, интересы, страсти. Это был результат сложной работы иезуитского ордена и многих сознательных и бессознательных орудий его. Оставалось только сделать последний шаг. И вот, в 1590 году, в том самом году, когда казаки подверглись первому, самому тяжкому стеснению, собрался в литовском городе Бресте собор из православных духовных лиц и русской шляхты, с целью установить церковное благочестие на прочных основаниях. Собор этот был назначен патриархом Иеремиею; он сам желал на нем присутствовать; но митрополит Рогоза медлил конвокациею до тех пор, пока патриарх не удалился. Его место занял теперь человек, лучше которого невозможно было и желать для предположенной иезуитами цели.

Еще в 1577 году, красноречивый проповедник, и публичный оратор, иезуит Петр Скарга, издал, на польском, тогда общедоступном языке, сочинение: «О Единстве Церкви Божией и об Отступлении Греков от Единства, с Предостережением и Наставлением Народам Русским». Книга эта предназначалась программою для совращения православных в унию, а через посредство унии — в латинство. В ней прежде всего указаны причины, по которым в русской церкви никогда не может быть порядка. Первая причина — семейная жизнь священников, которые, вследствие этого, заботятся только о мирском, оставляя без всякого пастырского попечения свою паству. Семейная жизнь священников служит причиною того, что на Руси вся наука упала и попы омужичились (zchlopieli). Вторая причина — славянский язык. Греки, говорит Скарга, обманули русских и с умыслом не дали им своего языка, оставив у них язык славянский: грекам хотелось, чтобы русский народ никогда не достиг до настоящего разумения истины и науки: потому что только при помощи латинского и греческого языков можно быть доскональным в науке и вере. На всем свете еще никогда не было и никогда не будет ни академии, ни коллегии, где бы богословие, философия и другие науки могли преподаваться и быть понимаемы на ином языке. При славянском языке никогда никто ученым не может быть: он никогда не имел правил и грамматики. У вас, русских, и не слышно о таких людях, которые бы знали греческий язык, старый и новый; а у нас по всему свету господствует одна вера и один язык (разумеется, латинский); христианин в Индии может говорить с поляком о Боге. Третья причина , не позволяющая быть порядку в русской церкви, это — унижение духовного сословия и вмешательство светских лиц в церковные дела.

Показав несостоятельность церкви православной, как со стороны догматической, так и со стороны нравственной, Скарга указывает средства выйти из этого безвыходного положения. 1-е, чтобы киевский митрополит принимал благословение не от константинопольского патриарха, но от папы; 2-е, каждый русский должен быть согласен с римскою церковью во всех артикулах веры; 3-е, русские должны признавать верховную власть столицы римской; что же касается церковных обрядов, то они могут оставаться по прежнему неприкосновенными. Эта же самая книга, с некоторыми прибавлениями, под заглавием: «O Rzadzie i Jednosci Kosciola Bozego», напечатана была, в 1590 году, вторым изданием, с посвящением Сигизмунду III. В предисловии автор говорит, что книга эта многим принесла пользу и многим раскрыла глаза: ясное свидетельство, что иезуиты, еще до открытого введения унии, работали над приготовлением к ней общества.

С польской точки зрения, с точки зрения латинского духовенства, после таких последовательных и искусно направляемых приготовлений, омужиченные русские попы, с их невежественною и лишенною гражданских прав паствою (паны не входили в рассчет клерикально-польской политики: они были уже в её сетях), представляли римской курии верную добычу. Не так вышло на деле.

История церковной унии заслуживает быть разработанною в отдельном сочинении. В ней много интересного для богослова, юриста, политико-эконома и поэта. В моей книге я даю ей места лишь столько, сколько необходимо для освещения главных действующих лиц, которым имя, замечу кстати, должно быть — легион. Каждый из нас сознает в собственной индивидуальности подчиненность бесчисленным влияниям, и потому не следует смотреть на историю, как на собрание биографий. За каждою выступившею на передний план фигурою непременно скрываются целые толпы фигур, которые сделали дело прежде, чем она совершила перед нами представительство свое. Тем собственно и интересна для нас каждая вступающая вперед личность, что она служит органом задних, остающихся для нас в полусвете и полутьме, но могущественно на нее влияющих... Поэтому-то церковная уния, где замешано столько римских, польских и русских интересов, где на сцену выходит столько лиц и учреждений, может быть предметом обширного исторического труда, и поэтому же я должен, не вдаваясь в подробную характеристику унии, ограничиваться лишь эскизом этого религиозно-политического явления.

На первом же съезде русские иерархи выполнили главную для них часть программы, напечатанной к этому времени вторым изданием. В числе некоторых маловажных действий, они заключили с панами весьма значительное условие — не позволять простым людям держать монастыри. Это значило — лишить магдебургские, цеховые и братские общины патроната над монастырями, которые епископы и архимандриты обращали в экономические заведения, оставляя церкви без окон, без книг, без утвари и богослужения, а не то — держа их запертыми. На втором съезде, 1591 года, решено было избавиться униею от вмешательста светских людей вообще в церковные дела. Но мысль эта выразилась открыто только в протестациях против королевских урядников и помещиков за то, что они вступаются в дела духовенства, судят священников, разводят браки; а тайно от большинства присутствовавших на соборе составлен четырмя архиереями акт признания папы главою церкви. Эти архиереи были: Кирилл луцкий, Гедеон львовский, Леонтий пинский и Дионисий холмский. Митрополит показывал вид, будто ничего не знает, и заставлял иезуитов тайно убеждать себя (просто-напросто — дело шло о возвышении, в глазах короля, цены отступничеству).

Здесь приведу извлечение из письма ловких агентов короля к Михаилу Рогозе, которое и подтвердит, и дополнит сказанное мною об отношениях иезуитского ордена к разным слоям польского и русского общества. Иезуиты писали к Рогозе: