Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

Глава IV.

Крестовые походы на иноверцев.—Начало Трагедии**.—Гонитва жолнеров за

козаками.—Козаки бегут за Оулу.—Блокада козацкого становища на Соло-

нице.—Гибель Козаков.

Успехи Наливайка в Белой Руси, а, может быть, и предательский относительно

Запорожской Сечи проект его возбудили против него зависть, или негодование Лободы.

Вернувшись из-под Очакова в Киевщину, он писал коронному великому гетману, что

„своевольный Наливайко—человек безбожный, пренебрегающий всем па свете, что,

собравши „по своей мысли** (ku myњli swej) таких же своевольных людей, совершал

великия преступления в Польской Короне, и что он (Лобода) с козаками своими о нем

„никогда не знал и знать не хотелъ**.

Это был ответ на полученное им повеление коронного вели кого гетмана—не

входить в границы Великого Княжества Литовского к Мозырю, так как и там, и во всей

Речи Посполитой нет надобности в козацкой службе по причине наступившего мира со

всеми державами.

Лобода умалчивал, что запорожский на то время гетман (гетманы сменялись у

Козаков часто), Матвей Савула, находится уже с арматою в Мозырщине, сам же де он

расположился в Киевщине, ожидая повеления идти на неприятелей Св. Креста, и

теперь не знает, как ему быть. Козаков де захватила в Украине зима с своими

непогодами, а их высылают из королевских владений, и потому он всепокорнейше

просить не воспрещать козакам хлебасоли в этой области.

Между тем Севериня, как называли добычники своего царя Наливая с

разбойницкой нежностью, поделился с товарищами белорусским лупот, распустил

козацкую орду по её зимним притонам, оставил у себя только прибочную дружину и

гостевал в городе Остроге, где не так давно напечаталась церковнославянская

84

.

Библия старанием беглого московского типографа., знаменитого в истории русского

просвещения Федорова, и под надзором „ученого по-гречески" духовника князя

Василия, протопопа Демяна, старшего брата Северини.

Теперь в резиденции „святопамятнаго" и в её окрестностях совершалось, из-за

различия вер, то, что Евлашевский, в своих записках, оплакивает как явление, во

времена доуниятские небывалое. Этот протестант Русин евангелического исповедания

изобразил весьма наглядно замешательство, произведенное в дольскорусском обществе

церковною униею.

„В 1565 году (писал он спустя лет сорок) жил я в городе Вильне, собирая налог,

называемый поголовное. Великим мне было мне утешением слушать слово Божие в

христианском зборе из уст ученых пасторов, Веядрогурского и Костенецкого.

Пользовался я также благосклонностию людей и противного исповедания, в

особенности же достопамятного мужа, ксендза Яна Маковецкого, архидиакона

варшавского, кустоша и каноника виленского, писаря в скарбе короля его милости,

который меня еще больше усовершенствовал в счетоводстве, увеличил мои доходы и

многим людям сделал меня известным и рекомендовал. Ибо в то время несогласия в

вере не производили никакого разлада в дружеской любви. По этому самому

относительно нынешнего века, когда даже и между людьми одной и той же веры все

уже заступила место всегда готовая фальшь, тот век представляется мне золотым.

Теперь между разноверными хоть и не спрашивай о любви, искренности и истинно

добрых отношениях, особенно между сословиями светскими. Помню еще не так

давнее время. Когда нынешний папа Клеменс, будучи еще кардиналом, находился у

короля его милости Стефана в Вильне, сидел я за столом у ксендза Варфоломея

Недзведзкого, виленского каноника, с главными слугами кардинала, Итальянцами. Те,

когда узвали, что я евангелик, дивились крайне, как смел меня ксендз каноник

приглашать к обеду; а когда он объяснил им, что у нас в этом отношении никакой

ненависти не бывает, и мы любим друг друга, как добрые приятели, хвалили это

Итальянцы, говоря, что тут Бог живет у нас, и порицали свои домашния права и распри

в советах. „О, когда бы дал Бог, чтоб и ныне наступило более согласное время"!

напрасно восклицает кроткий евангелик вместе с тысячами подобных ему людей.

Напрасно!... Дикия страсти были возбуждены дикими в своей якобы

христолюбивой культуре иезуитами, при посредстве измышлен-

.

85

ной ими церковной унии. Так и в Острожчине люди различных вероисповеданий

были свидетелями самой грубой религиозной демонстрации. „Ученый по-гречески*

протопоп, духовник престарелого князя Василия, корректор церковнославянской

Библии и, как надобно думать, издатель полемических сочинений в защиту

православия, устроил католическую процессию, в которой большая хоругвь была

сделана из простыни, jt меньшие — из мужицких мешков; роль „дисциплинъ* играли в

ней лисьи хвосты, а вместо набожного пения слышны были „рыки да крики*. И эта

процессия, к религиозному ужасу зрителей католиков, ходила вокруг Острога по

лесным острожским поселениям, которые, вместе с окрестными болотами, служили

гнезду князей Острожских защитою от азиатских и домашних орд.

При таком настроении ума и сердца, старший брат воспользовался козацкою

готовностью к услугам младшего, и они вдвоем совершили два крестовые похода

против поклонников римского папы.

Первый из этих незабвенных в истории русской церкви походов был направлен

против отступника православия, униатского епископа Кирилла Терлецкого; другой—

против брацлавского каштеляна и луцкого старосты, православного по предкам

католика Александра Сематка, который своими грабежами и притеснениями

приспешил отступничество Терлецкого.

Из документов, сохранившихся в актовых книгах Центрального Архива, мы знаем

следующие факты.

Проживал в резиденции князя Василия бывший дворянин, или рукодайный слуга

Терлецкого, Флориан Гедройць, иначе ГедротиНаливайко принял его, очевидно, как

знатока местности, в состав своего „злого собрания людей“ и, вместе с братом

протопопом, повел эту дружину в окрестности того Пинска, куда удалилась от Козаков

и Татар наследница последнего удельного князя киевского. Целью разбойного похода

были два села, Дубуя и Отовчичи, принадлежавшие родному брату епископа, Ярошу

Терлецкому. Отъезжая в Рим, не придумал владыка луцкий и острожский лучшего

способа обезопасить свою драгоценную движимость, как препроводить на сохранение

к брату. В половине февраля памятного в истории 1596 года, банда наездников, по

пустынным дорогам, достигла пинской трущобы беспрепятственно. Брата владыки не

было дома. Бумаги Кирилла, исчисленные в жалобе Яроша, составляли главную