Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

Пороги, грозила отправить к московском^царю посольство с предложениемъ—

очищать на его имя города, ^распространяла слух, будто у Конецпольского и у Поляков

задумано, уменьшив Козаков, ввести в Киеве и во всех „литовскихъ" городах „римскую

веру", то есть унию.

Обезпечив себя до поры до времени со стороны домашней орды, Конецпольский

получил возможность оборонить северные области Польши от Густава Адольфа,

который в это время напал с новоустроенною им шведскою армиею на Лифляндию и

Померанию. Но знаменитая борьба польского фельдмаршала с лучшим полководцемъ

.

155

его времени отвлекла к северу боевые силы, которыми Польша до сих пор

прикрывала себя от азиатских хищников.

Хотя Поляки и успокоили турецкое правительство уведомлением, что козаки

побиты и морские челны их сожжены, но своевольная козацкая голота,

поддерживаемая своими благоприятелями, не замедлила снарядить новые чайки, и

появилась на Черном море, к ужасу торговых кораблей, кому бы они ни принадлежали.

Это дало Туркам предлог, или, пожалуй, драво развязать руки Татарам, которым

обыкновенно запрещалось опустошать по л ьско -русские области, доколе король

держал в узде козацкую орду. Война с Густавом Адольфом тянулась до 1629 года, и во

все это время юговосточные окраины Польши были выставляемы на добычу народа,

существовавшего набегами.

От местной шляхты требовалось не только крайнее напряжение сил, но и

единодушие в самой системе отражения ХИЩНИКОВ. Эту задачу выполнила она

блистательно. В исключительном своем положении она доказала, что козачество,

подчиненное интересам общественным, может внушать историку такое же сочувствие,

как и все, чем обеспечивается целость общества. Вместе с тем она представляла еще

одно свидетельство,—что козацкий героизм ведет свое начало не от тех личностей,

которые стяжали Запорожскому войску поблажливый титул паыов-мододцов, а от тех,

которые черпали боевое мужество в защите домашних очагов и общественных

святилищ. Здесь козаками, то-есть наездниками, выступавшими против наездников,

ЯВЛЯЛИСЬ не „выпоротки" семейного и общественного быта, а крупные и мелкие

землевладельцы, в сопровождении тех вооруженных дружин, без которых не мог тогда

существовать ниодин панский и шляхетский дом, и под начальством панских

»почтовъ", которые заключали в себе и опытных наездников, и опытных вождей.

Из числа предводителей таких почтов, или дружин, выдавался тогда военными

способностями „рукодайный слуга" дома Замойских п „региментаръ" охранной силы

его, Стефан Хмедецкий, носивший титул брацлавского хорунжого. Занимая в этом доме

такое место, какое занимал сперва Косинский, а потом Наливайко в доме Острожеких,

он играл важную роль в победе Конецпольского над Татарами в 1624-м и в его походе

на Козаков Жмайла в 1625 году. За свою сторожевую и охранную службу получал он от

Фомы Замойского содержание, которое далеко превосходило жалованье, отпускаемое

королем всей запорожской старшине с её гетманом, или „старшимъ", что показывает

сравнительную благонадежность

156

.

панских и запорожских полководцев, а вместе с тем характеризует и запорожский

быт, основанный, как у Татар, на произвольной добыче.

Когда было решено двинуть коронные силы против Шведов, местные

землевладельцы, по соглашению с коронным гетманом, сделали Хмелецкого

гетманским наместником по охранению границ от Буджацких Татар, которых вождь

Кантемир, или Кровавый Меч, не мог забыть поражения, нанесенного ему

Конецпольским, и готовился к новому вторжению в Лехистан. Но в 1626 году

опасность грозила Хмелецкому разом и со стороны Буджаков, и со стороны Крыма.

Толпы запорожских добычвиков пограбили степные улусы Крымских Татар.

Крымцы решились отомстить козакам, вернее сказать— нанам за Козаков, и пришли

„великою ордою“ под Белую Церковь. К счастью, реестровики состояли в дружеских

сношениях с Хмелецким, подобно тому, как низовцы прежнего времени имели свои

связи с панскими дружинниками Косинским и Наливайком. Хмелецвий приспел к ним

вб-время на помощь, и поразил Крымцев так, как бивал их во времена оны литовский

гетман, князь Острожский.

Никто из предводителей пограничных ополчений, ниже сам Конецпольский, не

усвоил себе татарской тактики и стратегии в такой степени, как Стефан Хмелецкий.

ИИо отзывам современников, он первый показал свету, что Орду можно не только

настигнуть, но и принудить к битве в открытом поле. Популярность Хмелецкого, как

охранителя границ, возросла до баснословности, и дала ему средства соединить под

своим предводительством все наличные средства защиты польекорусекой колонизации

от азиатских чужеядников.

Напрасно Кантемир выжидал возможности обновить свою наездническую славу.

Наконец ему показалось, что благоприятное для того время наступило. В 1629 году

Конецпольский был поглощен борьбой с Густавом Адольфом больше, нежели когда-

либо, а реестровые козаки, остававшиеся в Украине под старшинством Михаила

Дорошенка, снова поладили с Крымцами, и, собрав толпу выписанной из реестра

голоты, пошли в Крым на помощь одному Гирею против другого. Они явили себя там

героями, достойнымилучшего дела, но были разбиты Турками, принявшими участие в

крымекой усобице, и голова падшего в битве Дорошенка была взоткнута на стенах

Кафы, разоренной, лет восемь тому назад, .Са-

.

157

гайдачным. Хмелецкий лишился в днепровских козаках важной поддержки; но и

без них отразил Кантемира так блистательно, нто затмил славу самого Конециодьекого.

Победа знаменитого коронного гетмана под Кровавым Мечом в 1621 году была

прославляема в современных „новинахъ", как в России—Мамаево побоище. Важность

оказанной Хмелецким польскорусскому краю услуги засвидетельствована

современниками еще выразительнее. История „шляхетского народа^ не представляет

другого подобного примера общественной награды за военные подвиги. В это время

киевский воевода Фома Замойский занял пост коронного канцлера, и преложил в

сенате сделать его рукодайного слугу, Хмелецкого, вместо самого себя, киевским

воеводою. Предложение было необычайное; но паны рады, всегда делившиеся на

партии в вопросах о дигнитарствах, не воспротивились тому, чтобы „панского слугу“

посадить, яко воеводу, в сенаторские кресла.

То был самый разумный политический шаг. Один Хмелецкий был способен

воеводский пост в Киевском крае сделать устоем козакошляхетской взаимности. Козак

по ремеслу, он был талантом воина равен Сагайдачному, которого превосходил