Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

представителями Польши твердил одно:

„Нашему великому государю, его царскому величеству, недруга ни с которые

стороны от иноземных государей нет. Наш великий государь, его царское величество,

жалея о вас, что вы остались безгосударны, велел мне вас навестить, и писал в своей

царского величества грамоте о покое христианском; также и к гетману к Богдану

Хмельницкому от великого государя нашего, от его царского величества, писано, чтоб

он, сослався с паны-рады, нынешнюю междоусобную войну и мпогое кровопролитие

умирил; и та его царская милость к вам и ко всей Речи Посполитой ныне u самим вам

явна. А войска у великого государя нашего, у его царского величества, всегды наготове

многая рать, и царского величества у бояр и воевод по полкам росшисаны, по тридцати

и по сороку тысяч в полку и болыпи; так же и гусары, и райтары, и драгуны, и салдаты

в строенье у полковников и у всяких начальных людей многие полки; и все царского

величества войска воинскому ратному рыцерскому строю навычны. Хоти ему, великому

государю нашему, и недруга никого нет, только его государским рассмотреньем во всех

его государствах и по украинам войска многие полки всегды наготове. И ко всем

людем, к подданным своим п к ишоземцов, государь ваш, его царское величество,

милостив и щедр, и наукам премудрым философским многим, и храброму ученью

навычен, и к воинскому ратному рыцерскому строю хотенье держит большое по-

своему чину и достоянью*4.

Поездка Кунакова в Краков и Варшаву была своего рода политическая пропаганда,

основанная ва заявлениях украинских н белорусских жителей о желании

присоединиться к России. Но, не ограничиваясь этой пропагандою, Москва, как мы

видели, послала и в Козацкую Украину такого же гонца, дворянина Унковского.

Увковский должен был выведывать вее те данные, па которых предстояло строить

политическое единство Русской Земли.

Дела Сибирского Приказа в московском архиве Министерства Юстиции сохранили

следующие подробности этого посольства.

В сопровождении полковника Мужидовского, Унковский ехал из Путивля на

Конотоп, Красный, Прилуки, Басань, Переяслав,

.

841

Глемязов, и 10 верст плыл вниз по Днепру, переправляясь в Домонтове. 15 апреля

прибыл он в Черкасы (которые в статейном списке своем называет Черкаском),

направляясь в Чигирин.

Не доезжая 10 верст до Чигирина, Мужиловский поскакал вперед, и встретил

царского посланника, в сопровождении гетманского хорунжого, с приветствием от

гетмана. В полуверсте от Чигирина встретили царских людей сын Хмельницкого

Тимофей, два писаря, Кричевский и Выговскиии, войсковой есаул, паволочский войт,

да еще сотник и атаманы, человек 20, все пешком. Унковский также сошел с лошади.

Молодой Хмельницкий извинялся, что встретил его не раньше и притом пешком. „Под

городом великая вода. Снесла она мосты и плотины, а судов таких не изготовлено;

лошадей перевозить не на чемъ“. Унковский пригласил Тимофея сесть на лошадь

Мужиловекого, а все остальные пошли пешком. Через Тясмин переправились на

лодках. На берегу ждали лошади.

Царскому посланнику отвели квартиру в доме городничего, Яна. Гетман прислал

Унковскому еъестдые припасы *) с извинением, что, по болезни, не мог его встретить.

Благодаря за корм Унковский просил, чтобы гетман принял его как можно скорее и

чтоб на его приеме не было послов и посланников других государств.

На другой день, 17 апреля, к Унковскому пришли два писаря, войсковой эсаул,

паволочский войт и Чигиринский атаман с приглашением на свидание с гетманом.

Унковский поехал на присланном от гетмана коне. Впереди подъячий воз государеву

грамоту, а по сторонам шли писаря, эсаул, войт и атаман. На гетманском дворе, у

крыльца, встретили его близкие /етманские люди, а в светлице, у самой двери, сам

гетман.

Приняв от Унковского грамоту, Хмельницкий поцеловал печать. То же, по его

приказанию, сделал обозный Чорнота. Унковский спросил, от имени государя, о

здоровье гетмана и все войско. Въ

*) В статейном списке эти припасы начислены так: „10 хлебцов пшеничных малых;

10 хлебцов ржаных людских, гуся, утю, двух поросят, четырех кур, 50 яиц, 2 сыра,

баран, ногу говядины, 50 черенков соли; питья: сткляницу вина двойного, сткляницу

вина вснгерекого, сткляницу мальвазеи, ведро вина простато, ведро меду, 5 ведер нива,

10 свеч сальных, четь овса и остралюк еена“. Если еще понадобится, корм, просили

обращаться на гетманский двор.

342

.

ответ на это все низко поклонились. Гетман также спросил о здоровье государя и

царевича Димитрия Алексеевича. Тогда посланник объявил государево жалованье:

гетману три сорока соболей, сыновьям его, Тимофею и Юрию, обозному Ивану

Чорноте, пасарям Ивану Кричевскому да Ивану Выговскому, войсковому эсаулу

Михайлу Гетману; Еостырскому Яну, полковникам: черниговскому Федору Вешняку,

корсунскому Морозенку, нежинекому Шумейку, миргородскому Матвею Гладкому—по

паре соболей *). Хмельницкий прочел царскую грамоту про себя и, снова поцеловав

печать, отдал Выговскому, благодарил за милостивое слово, посадил Унковского возле

себя и, когда полковники уселись но скамьям, пригласил его к обеду. За обедом о

предмете посольства не говорили.

Через день Унковский снова приехал к гетману с прежней церемонией и нашел у

него всю старшину, какая на то время оказалась в Чигирине. Поздоровавшись, гетман

удалился с ним, с его подъячим и с Выговским в отдельную комнату. Прочие были

собраны в доме Хмельницкого лишь для того, чтобы служить органом толков о царском

посольстве и пускать в ход о нем вести, какие были нужны козацким политикамъ

Запершись вчетвером от своего национального собрания, Хмельницкий объявил,

что не может, как написано в грамоте, послать К панам-раде с ходатайством об

избрании царя па польский престол. „То дело ашновалось: в Польше король выбран.

Пускай теперь государь сам наступит на Литву, и она наверное предложит ему свою

корону; а на Польшу я и Войско Запорожское помоги не просит. Польше против нас и

крымского царя не устоять, и великий государь станет государем Литве и Полыпи. Да

писал я, чтобы великий государь принял меня с войском под свою высокую руку; но в

царской грамоте ответа на эго нет. Не наказано ли тебе что-нибудь об этом?

Унковский отвечал: „Если даст Бог, вы освободитесь от Польши и Литвы без

нарушения шра} тогда великий государь вас пожалует, велит вам быть под его высокою

рукою“.

„Да мы и теперь свободны** (сказал Хмельницкий). „Целовали мы крест служить