Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

самиї Поляки, споткнувшись на Баториевском вопросе о всемирном господстве папы

под эгидою польского рыцарства, дали

.

45

возможность возвратить с лихвою потери, понесенные в отрицании такого

господства. Мечтательный король и мечтательный по своему канцлер были только

стимулами многовековой борьбы между великими силами—католичеством и

православием.

Со времени таинственных переговоров с козаками, Владислав не переставал

обдумывать план Турецкой войны, которая долженствовала кончиться изгнанием Турок

из Евроаы, воссоздание Восточной Империи и, без сомнения, введением обеих наших

России в систему единой вселенской церкви.

Происшествия, случившиеся в последние месяцы, благоприятствовали его

замыслам. Все вокруг него устраивалось так, чтобы вовлечь Польшу в эту войну.

Вооружения Венеции, предлагаемые ему субсидии, посольство московское, обоих

придунайских княжеств и татарское, все побуждало его к действию. Турция была

развлечена внутренними' волнениями: ей угрожала междоусобная война. В азиатских и

европейских провинциях готовились восстания, которые Венецианцы поджигали.

Можно было надеяться, что, с приближением польского войска, все турецкие

христиане встанут и увеличат силы короля в десять раз. Владислав надеялся также, что

папа, император, князья итальянские и немецкие, Франция, Испания, даже Швеция—

поддержат его предприятие. Он хотел склонить к войне с султаном Персию и Морокко,

рассчитывал и на Москву, что она, завоевавши Крым, даст ему помощь. Словом,

замышлял привести в движение весь мир и, во главе Христианства,

уничгожитмогущсетво магометан, а потом дела пойду т сами собою к устрой ству

всемирной империи с такой основою, которой бы позавидовал и сам Александр

Великий, с основой всеобъемлющего и всеиросвещающего католичества.

Воображение короля-мечтателя, работая день и ночь над одпоии мыслью, питалось

постоянно новыми впечатлениями. Он был еуе верен; он думал, что его будущность

предопределена в ходе небесных светил, и верил предсказаниям астрологов. Он и свою

жалкую жешидьбу считал счастливым предзнаменованием, так как Мария Гонзага была

последняя наследница ИТалеологов, и льстецы, еще до замужества, предсказывали ей

греческую корону. „В её происхождений (говорит её брачный контракт) „видели

соединенными имя, надежду и святость Восточной Империи{£. Каждый день приносил

Владиславу какое-нибудь счастливое известие; все, как бы каким чудом, как бы

чародейскою силою приведенное в движение, соединялось для осуществления планов

его.

46

ОТПАДЕНИЕ МАЛОНиССШ ОТ ПОЛЬШИ.

Окружавшие короля ласкатели поддерживали его рыцарские фантазии. Кроме

Оееолинекого, то были большею частью иностранцы, люди характера отважного, как

раз под стать козакоиольскому характеру Владислава.

Впереди всех стояли два брата Магпи, родом Миланцы , ко торых отец заслужил у

императора поместья в Чехии. Известный уже нам капуцпн, Валериан Магни,

молчаливый, видом смиренный старик, был теолог, астролог и философ,

прославившийся множеством суеверных сочинений, изданных в Вене, Антверпене,

Болоний, Кракове и Варшаве. Под монашеской рясой скрывал он такое же честолюбие,

каким пылал титулярный польский король среди фактических королей польских. Он

метил попасть в римские папы на земле и в прославленные Божии святые на небе. Его-

то внушениям Владислав был обязан мыслью о крестовом походе еще в звании

королевича. Глубокою верою въ‘свои католп* ческие утопии, поражающею ученостью,

пронырливым умом и суровою монашескою жизнью Валериан Магни внушал всем, кто

с ним сближался, уверенность в его будущности, но больше всех своему брату, графу

Магыи. Тот желал быть королем, и надеялся взойти на какой-нибудь престол, когда

старший брат воссядет на Святом Седалище в Риме, а Владиславъ—на троне

Палеологов в Константинополе. Граф Магни появился в Польше еще в 1637 году, в

качестве агента своего брата, кануцина, по сватовству короля за Цецилию Ренату, и с

того времени пользовался чрезвычайною благосклонностью Владислава за свою

говорливость обо всех европейских дворах, которых тайны были ему известны в

подробностях, а в особенности за свою преданность идее абсолютного монархизма и

критику республиканских учреждении.

После этих двух ближайших к королю иностранцев, пользовался его

благосклонностью Фаитони Итальянец, простонародного происхождения, поэт и

музыкант. Видя, что в Польше пренебрегают простолюдинами, не взирая на их

таланты,—он сделался ксензом каноником и королевским секретарем. За это Поляки

ненавидели его столько же, как графа Магни за порицание республиканских обычаев.

Но король вверял перу Итальянца то, чего не смел вверить ни одному Поляку,—и те из

кичливых Полонусов, которые под безмолвием секретаря видели влиятельного

советника, осыпали его подарками.

Далее следовал Джиовашш Баптиста Тьеполо. Этот Венецианец был приставом у

Владислава, когда од, в звании польскаго

.

47

королевича, гостил в Республике Святого Марка. Владислав по любил его и

приглашал в Польшу; по Тьеполо обещал явиться к нему не прежде, как он будет

королем,—и в самом деле приехал к Владиславу IV в Гродно. Он был принят как

нельзя ласковее, и с того времени Венециянцы стали видеть в нем „приятеля польского

короля*. Так он попал в посланники, когда синьория обратилась ко всем дворам с

просьбами о помощи. Этот в сущности такой же пустой малый, как и все

приближенные к особе короля иностранцы, не сделал в Польше ничего путного ни для

Владислава, ни для своего отечества. Играя роль глубокого политика, он веровал в

счастливую звезду польского короля, и был готов рисковать своим имуществом для

войны с Турками. Предок его, Джакоббо Тьеполь, был первым венецианским князем в

Кандии (1212) и привел Венецию к обладанию этим островом, где дом нобилей

Тьеполо владел значительными имениями. Естественно, что король, в своей страсти к

войне, подчинялся странности, с которою венецианский посол проповедывал

козакопольский поход на Черное море.

Но на первом месте в числе тех, которые советовали королю воевать с Турцией,

стоял талантливый пройдоха, Оссолииский. Правда, план его состоял только в том,

чтобы принять под королевское верховенство господарей, очистить от Татар Буджаки,

занять турецкия крепостцы над Черным морем между Днепром и Днестром, поселить

по нижнему Днепру и черноморскому берегу Козаков. Правда п то, что для выполнения