Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

Хмельницкому, чтоб он, согласно Зборовскому договору, возвратил на хвалу Божию

костелы, вывел Козаков из-за линии, не принимал в козаки сверх реестра, привлек

подданных к повиновению.панам, да еще, чтобы Нечай, за призвание Орды, был казнен

смертью. Свое положение в Украине изображал Кисель так,—что, „въехав между гадов

и пригасив огонь бунта, живет он, как Овидий, среди ежеминутной опасности, не

удостоиваясь ни похвал, ни порицания, ни подкрепления... Всюду полно бунтовъ"

(писал он), „отовсюду получаются страшные вести, из Самуилова, Котельни, Винницы

и пр.“

Дляотвращения грозившей польскому отечеству беды, почтенный Свентольдович

пытался свалить ее с больной головы на здоровую, и забывая о своей православности

по примеру Хмельницкого, поджигал его к войне против Москвы. „Так как Москва"

(говорил он в пунктах своих переговоров с Хмельницким в Черкасах, 20 июня), — „так

как Москва не хочет дать козакам надлежащей дани (dani nalezauej dac nie chce), и еще

домогается у короля правосудия, то чтобы просил хана помочь имъ".

Хмельницкий отвечал, что пошлет к хану, и, без сомнения, Орда придет к козакам:

ибо, по договору с ними, хотя бы хан сам и не пришел, то должен послать вуреддин-

султана со всем войском. Желал бы, однакож, чтобы король обеспечил за собой Орду

особенным обязательством (osobliwym obowiqzkiem): а то Москва отторгнет ее

подарком, так как Орда на подарки падка.

„Если бы пришлось воевать с Москвой" (спрашивал Кисель), „то с какой стороны,

по его мнению, следовало бы напасть на неприятеля"?

Хмельницкий отвечал,—что, „соединясь с Татарами там, где Муравский Шлях

притянул к Северщине и называется Овинною Дорогою (S’winia4 Drog), куда Кисель,

будучи послом, шел от границ к столице, тем шляхом идти и, широко распуская загоны,

не мешкать у замков: они потом будут того, чья будет земля.

100

.

На вопрос: нужно ли ему сколько-нибудь польского войска? Хмельницкий отвечал:

„Нам с Татарами не долго собираться в поход, а польское войско наделало бы великого

шуму. С этой стороны достаточно будет Козаков и Татар, только чтобы козаки были

уверены в безопасности домов, жен и детей".

А какую бы пору избрал он для войны? спросил Кисель.

Хмельницкий отвечал, что Татары пойдут не раньше жнив, когда выпасут лошадей.

Но это в наступательной войне, в оборонительной же надобно тотчас Войску

Запорожскому пересунуть (przesunttc) за Днепр; а московских послов задержать до тех

пор, пока не будет все устроено к походу.

„По этим пунктам наших переговоров, Хмельницкий, кажется, искренно желает в

настоящем деле служить королю и Речи Посполитої", замечает в своем донесении

Кисель, и присовокупляет несколько благих советов. Если решится король на войну с

Москвой, то чтобы при письме к Хмельницкому послать какую-нибудь тысячу

червонцев и короткий креденсг от королевы, дабы его тем больше заохотить, обязать и

утвердить:» ибо" (писал Кисель) „наше нынешнее положение таково, что на которую

чашку весов он обратится, та и перетянет. А что сказал он о падкости Татар на деньги,

то таков и его дух (tenie jest i jego geniusz)".

Кисель советовал не допускать московских послов до разговоров с послами

козацкими, так как хмельничане домогаются от Москвы дани (ze sic u iiich upominaj;; о

icazui) u забирают у них пасеки.

Он советовал народность и религию русскую (genlem et relionem ruska) сохранить в

величайшем спокойствии, так как Хмельницкий намекнул, что, идучи на эту службу,

хочет потребовать возвращения церковных имуществ и владычеств русских 1е facto.

Наконец, он советовал прислать Киевскому и Браиловскому воеводствам

королевские универсалы, чтобы все вели себя как можно скромнее, сообразно времени

(tempori serviendo), а из домов не уходили. Кроме того, советовал Кисиль отсрочить в

этих вое водствах трибунальские дела до более спокойного времени: ибо, под

предлогом выезда на трибунал, паны уезжают из Украины, а уезжая, нодданых;

обдирают без всякой меры (poddanych bez res pektu zdzieraj).

.

101

У Яна Казимира не было ни ума, ни совести, ни чести. Любезнейшее из иезуитских

чад и орудий, он был готов на всякую войну и на всякий мир безразлично, по

вдохновению минуты. Так он отнесся и к предложению Ислам-Гирея. Посылая к хану с

секретным наказом дворянина своего, Бечинского, он поручил ему переговорить, по

пути, с мультянским господарем, Бессарабом, которого уведомил письмом, чтоб он дал

Бечинскому „полную и несомненную веру* во , всем, что он скажет от королевского

имени.

В вопросе о Московской войне, на короля действовал Потоцкий, которому с этою

целью хан даровал свободу. От 26 августа Ислам-Гирей снова писал к Яну Казимиру, и

говорил уже прямо, что о московском деле много толковал с его коронным гетманом.

При этом жаловался, что донские козаки сделали морской набег несколькими чайками

и увели много крымских подданных в неволю. Хан довольно комически претендовал

на предъявленные Москвою королевскому правительству требования. „Ваше

оскорбление* (писал он) „есть наше оскорбление. Мстя не столько за свою, сколько за

вашу обиду, мы посылаем 27 августа брата нашего, султан-галгу, на Москву*. Он

советовал, посредством литовского войска, овладеть пограничными московскими’

городами. „Мы очень сильно уповаем на милосердие Божие* (говорил, точно католик,

Ислам-Гирей), „только чтобы вы, поручив себя ему, стояли мужественно. Не о себе мы

думаем, а о том, чтобы сделать вам добро. Мы удовольствуемся завоеванием своих

единоверцев (Казанцев и Астраханцев), а вы, сколько добудете христианского царства,

то будет ваше. В нашем сердце нет никакой хитрости. Чтб я в начале с вами под

Зборовым постановил, от своего слова не отступлю*.

Безхитростный хитрец умел задеть в пустом сердце Яна Казимира самую

чувствительную струну. Выродку норманских завоевателей было приятно думать, что

он, по проложенной братом Владиславом дороге, стяжает себе в Московском Царстве

славу великого полководца, и бедствиями своих соседей осчастливит бедствующую

Польшу. Но его, как и всех Поляков, путал наш старый Хмель, обвиваясь кругом

своими цепкими завитками. После совещания с Киселем в Черкасах о разорении

православного царства в пользу католического и мусульманского, он возмутил

благочестивые помыслы Адама Овентольдовича непонятною выходкой.

102

.

В Чигирине появился посол турецкого султана, Осман-ага. Привезли его из

Очакова. От окозачивпгехся шляхтичей Кисель узнал, что „Турецкий Цесарь" говорил 6

Зборовском мире: „Не может этого быть, чтобы Ляхи не мстили козакам;и, 'насоветовал