Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.

Для самого Николая Михайловича было важно, чтобы император поверил ему. Этот вывод подтверждает контент-анализ письма {1}, который показывает, что великий князь Николай Михайлович призывает Николая II, во-первых, верить самому себе; во-вторых, не верить другим (поскольку их сведения – подтасовка); и, в-третьих, верить ему, Николаю Михайловичу, который по его собственным словам, полагал, что Николай II боролся с вышеназванными подтасовками.

На следующий день после беседы и передачи письма Николай Михайлович отбыл в Петроград. Непосредственных итогов встречи и вручения письма не было, да он их и не добивался: его целью было развеять благодушие Николая II по поводу политической ситуации.

Наиболее бурно на этот визит отреагировала императрица Александра Федоровна. Получив высланное ее супругом письмо великого князя, она 4 ноября написала гневный ответ Николаю II. Возмущение по поводу письма Николая Михайловича уже было выражено в первых строках послания Александры Федоровны. Царица определила его письмо как государственную измену и высказала недоумение, почему ее супруг во время разговора не остановил великого князя и не пригрозил ему ссылкой в Сибирь. Хотя данное послание не было такой уж неожиданностью для императрицы, так как она упоминает, что великий князь всегда ненавидел ее и дурно отзывался о ней все эти 22 года в клубе [аристократический Яхт-клуб. – Е.П., К.Б. ]. Она характеризует поступок Николая Михайловича как мерзость и предательство еще и потому, что он в такой момент (имеется в виду во время войны) «прячется за спиной твоей мама [вдовствующей императрицы Марии Федоровны. – Е.П., К.Б. ] и сестер [великих княгинь Ксении и Ольги Александровны. – Е.П., К.Б. ]». Императрица определила Николая Михайловича как «воплощение всего злого» и констатировала, что «он и Николаша [великий князь Николай Николаевич. – Е.П., К.Б. ] – величайшие мои враги в семье, если не считать черных женщин [великих княгинь Анастасии и Милицы Николаевен. – Е.П., К.Б. ] и Сергея [великий князь Сергей Михайлович. – Е.П., К.Б. ]». В своем письме Александра Федоровна еще несколько раз обращается к характеристике личности Николая Михайловича, отмечая: «Я чувствовала, что Николай не к добру поехал в Ставку, – скверный он человек, внук еврея!» Далее следует оценка послания Николая Михайловича Г.Е. Распутиным, который сказал: «Не проглянуло нигде милости божией, ни в одной черте письма, а одно зло – как брат Милюкова, как все братья зла…» В заключение мистически настроенная царица пишет, что накануне видела во сне, будто бы ей отрезали руку, но при этом она не испытывала никакой боли, а после этого получила письмо Николая Михайловича [345].

1 ноября в Думе была зачитана декларация Прогрессивного блока. Лидер кадетов П.Н. Милюков в своей речи затронул вопрос о предательской роли императрицы Александры Федоровны. В тот же день великий князь Николай Михайлович встретился в Ставке с Николаем II. Данная беседа осталась без видимого результата. В свою очередь, А.А. Клопов не сумел вручить Александре Федоровне рескрипт, поскольку в аудиенции ему было отказано.

Зато аудиенции добилась княгиня З.Н. Юсупова: «Когда княгиня лишь сказала императрице, что ей необходимо с ней переговорить, лицо царицы покрылось пятнами и она отвечала: “Я не вмешиваюсь в ваши частные дела, прошу и вас не вмешиваться в мои частные дела”. Княгиня З.Н. Юсупова ответила: “Дела русской императрицы касаются всей России, они не могут быть частными”. Смелость и искренность княгини пробили лед. Царица смягчилась, плакала, продержала ее около себя два часа и, прощаясь, обещала, что Г.Е. Распутин в Крым не поедет» [346].

После того как стало ясно, что первоноябрьский «штурм» не привел к достижению целей, которые ставили перед собой думские лидеры (смещение Б.В. Штюрмера с поста премьера, а главное, формирование ответственного правительства) и великий князь Николай Михайлович (удаление Г.Е. Распутина и отстранение от дел императрицы), у заинтересованных лиц появились мысли о необходимости продолжения «штурма». Для этой цели использовались все, кто либо направлялся на личную встречу с императором, либо имел возможность написать ему письмо и оказать на него какое-либо влияние. Эти встречи готовились как в Ставке, так и в Петрограде.

Деятельность великокняжеской оппозиции в Ставкепродолжилась с визитом члена Государственной думы В.М. Пуришкевича, который встречался с Николаем II 3 ноября. Выше уже было описано, как великие князья Георгий и Сергей Михайловичи, а также Кирилл Владимирович привлекли его на свою сторону непосредственно перед началом беседы с императором, хотя до приезда в Ставку он не намеревался выходить за рамки своего сообщения. В.М. Пуришкевич считался подходящим лицом для оказания влияния на императора. Несмотря на то что его доклад Николаю II был «далек от событий внутренней жизни России и от политики», все же он сказал «ему в Ставке… горькую истину… осветил ту правду, которая от него скрывалась, но которую видела и видит вся скорбная Россия» [347]. Обращение В.М. Пуришкевича было по своему характеру антираспутинским и не затрагивало вопросов министерства общественного доверия, что делало его требования схожими с основными требованиями великих князей. Как и выступление великого князя Николая Михайловича, эта беседа не имела видимых последствий, хотя позже дала ему право выступить со схожими заявлениями с трибуны Государственной думы.

Еще одним лицом, прибывшим на этот раз из Петрограда и дважды встречавшимся 4 ноября с Николаем II, стал начальник Главного артиллерийского управления генерал-лейтенант А.А. Маниковский. Первая встреча проходила наедине, а при второй присутствовал великий князь Сергей Михайлович, являвшийся генерал-инспектором артиллерии русской армии [348]. На следующий день Николай II сообщил об этом своей супруге, заметив, что полиция ничего не делает для предотвращения забастовок и распространения пропаганды среди рабочих и что «министры, как всегда, очень слабы – вот и результат» [349]. Таким образом, были высказаны обвинения в адрес полиции, а фактически и министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Об участии во встречах великого князя Сергея Михайловича, который был охарактеризован Александрой Федоровной как один из главных ее врагов [350], Николай II даже не упомянул, хотя, несомненно, великий князь влиял на содержание беседы.

В это время Петроград был полон разговоров о событиях, произошедших в Государственной думе. В основном все обсуждали и пересказывали речи В.В. Шульгина и П.Н. Милюкова, а также, как обычно, жили в атмосфере сплетен и слухов, на этот раз принявших опасный политический характер. Об этом свидетельствует Г. Шавельский, который оказался в эти дни в Петрограде по делам, связанным с заседаниями новой сессии Св. Синода. Невольно для себя он стал играть роль связующего звена между Петроградом и Ставкой. К нему «потянулись государственные и общественные деятели», в большей степени подгоняемые не долгом вежливости, а той обстановкой, которая царила в городе. Причем «одни из них хотели узнать, что делается в Ставке, что думает, что хочет предпринять Государь. Другие – считая, что я могу раскрыть глаза Государю, убедить его и тем спасти положение» [351].