Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.

На семейном совете у Андрея Владимировича великий князь Николай Михайлович не присутствовал, «как уже высказавший свое мнение» императору [403]. Невзирая на то что Николай Михайлович игнорировал семейное совещание, великие князья осуществили попытку уговорить великого князя выступить от их имени через его брата, великого князя Александра Михайловича, чем вызвали негодование Николая Михайловича. 18 ноября 1916 г. он писал вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Сандро [великий князь Александр Михайлович. – Е.П., К.Б. ] прислал мне такое нервное письмо, написанное, видимо, под впечатлением события, что я твердо отказался от предложений, получивших одобрение мужа княгини Палей [великого князя Павла Александровича. – Е.П., К.Б. ]. Брат [великий князь Александр Михайлович. – Е.П., К.Б. ] хотел бы, чтобы все Великие князья написали коллективное письмо на имя Государя и открыли Ему глаза на опасность вмешательства в дела Его супруги и выразили чувство личной преданности семьи к Нему [Николаю II. – Е.П., К.Б. ]… Что касается до моей подписи под коллективным посланием, то ее не будет. Оно вызовет лишь недовольство – и больше ничего» [404].

Таким образом, распространение идеи коллективного обращения, зародившейся 8 ноября в Петрограде, согласно которой руководящую роль в этом должен был взять на себя Николай Михайлович, «несмотря на низкий нравственный ценз» [405], шло через Киев. Именно брат великого князя Александр Михайлович взялся убедить его возглавить данный проект. Идея к утру 18 ноября вернулась в Петроград, когда Николай Михайлович писал свое послание матери царя.

Великий князь Николай Михайлович высказался против коллективного обращения великих князей к императору и тем более против предложения написать и передать это письмо императору. Он мотивировал свой отказ, во-первых, тем, что «все коллективные послания приносят прямо противоположный результат», во-вторых, тем, что он уже выступил перед императором. Еще одним мотивом отказа могли быть личные неприязненные отношения с другими великими князьями. Так, в том же письме Николай Михайлович отзывается о великом князе Павле Александровиче как о «муже княгини Палей» [406], а в следующем письме называет великую княгиню Марию Павловну «благородной представительницей бошей» [407].

Таким образом, идея коллективного обращения, в котором главную роль играл бы великий князь Николай Михайлович, провалилась. Это еще раз подтверждает то, что знаменитая первоноябрьская встреча Николая Михайловича с Николаем II и его письмо явились изложением точки зрения самого великого князя, одобренной лишь вдовствующей императрицей Марией Федоровной.

В аристократических кругах Петрограда знали о действиях великих князей. 20 ноября 1916 г. князь Ф.Ф. Юсупов писал своей матери княгине З.Н. Юсуповой: «Семья [великие князья. – Е.П., К.Б. ] хочет написать дяде [Николаю II. – Е.П., К.Б. ] коллективный протест. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет» [408]. В ответе 25 ноября 1916 г. княгиня З.Н. Юсупова отмечала: «Протест семьи теперь уже запоздал. Он имел бы смысл полтора года назад, когда я ездила на Елагин [к вдовствующей императрице Марии Федоровне. – Е.П., К.Б. ] умолять, чтобы это было, а теперь уже такое выступление будет похоже на страх перед Думой, а тогда можно было все спасти! Теперь, кроме ответственного министерства, ничего не остается» [409]. В высшем обществе результативность подобного обращения оценивалась невысоко.

Что касается Николая Михайловича, то к 18 ноября у него созрел уже собственный вариант развития событий, который он изложил в письме вдовствующей императрице: «Есть только один способ, каким бы неприятным он ни казался Сандро и Павлу [великим князьям Александру Михайловичу и Павлу Александровичу. – Е.П., К.Б. ], – самые близкие, т. е. Вы и Ваши дети [вдовствующая императрица Мария Федоровна и сестры императора Ольга и Ксения Александровны; подчеркнуто в оригинале. – Е.П., К.Б. ], должны проявить инициативу, пригласить лучшие медицинские светила для врачебной консультации и отправить Ее [т. е. императрицу Александру Федоровну. – Е.П., К.Б. ] в удаленный санаторий – с Вырубовой или без нее – для серьезного лечения» [410].

Сам Николай Михайлович в это время продолжал встречаться с разными политическими деятелями. На этих встречах великий князь «хотел проверить себя и свое настроение по настроению других русских людей, иных взглядов и направлений, чем его собственное» [411]. 18 ноября уже назначенный председателем Совета министров А.Ф. Трепов по собственной просьбе провел у великого князя около часа. Несмотря на свою неприязнь к семейству Треповых, Николай Михайлович отдавал должное его твердой убежденности и железной воле. «Это единственный человек, который может покончить с черной шайкой, ежели сегодня Дума выразит ему доверие», – писал великий князь Марии Федоровне [412]. Под воздействием встречи с А.Ф. Треповым великий князь Николай Михайлович пришел на следующий день, 19 ноября, на его выступление в Государственную думу. По странному стечению обстоятельств в тот же день на зрительских местах в Таврическом дворце оказался Ф.Ф. Юсупов. Тогда же в Думе со знаменитой антираспутинской речью выступил В.М. Пуришкевич, в течение которой великий князь Николай Михайлович «плакал как ребенок, плакал от стыда» [413]. Уже на следующий день, 20 ноября, Ф.Ф. Юсупов встретился с В.М. Пуришкевичем, на встрече была обсуждена идея убийства Г.Е. Распутина.

Сам Николай Михайлович оценивал первые двадцать дней ноября как «дни ожесточенной битвы» [414]. Сопоставляя свое первоноябрьское выступление с речью В.М. Пуришкевича, великий князь добавлял: «Я пробил брешь, и другие продолжили штурм, который завершился вчера в Думе… С тех пор прошло три недели, а я продолжаю жить и работать. Это моя первая победа» [415]. Может быть, опасение, что за мысли, высказанные в письме, его ожидает арест, являлось еще одной причиной отказа подписать коллективное письмо.

Таким образом, коллективное письмо могло быть написано еще в ноябре, а реально оказалось написанным 29 декабря, причем уже имело другое содержание и значение.

Удаление Б.В. Штюрмера было лишь частичным успехом, удовлетворившим далеко не все слои оппозиции. Сохранившееся влияние императрицы, Г.Е. Распутина и их ставленников по-прежнему раздражало оппозицию. Давление на императорскую чету продолжалось, как и прежде, и в Ставке, и в Петрограде. Тогда же была осуществлена и новая попытка коллективного обращения великих князей.

После приезда в Могилев Александры Федоровны 13 ноября намерения Николая II проводить дальнейшие изменения в правительстве были пресечены. Отношения между императорской четой и свитой были крайне напряженными, даже враждебными. Тем не менее начались попытки оказать давление на саму императрицу. 15 ноября Г. Шавельский через А.А. Вырубову попросил о встрече с Александрой Федоровной. Не получив ответа до 20 ноября, он повторил свою просьбу, а получив отказ, договорился о визите к самой фрейлине. Из беседы с А.А. Вырубовой протопресвитер вынес твердое убеждение, что «там закрыли глаза, закусили удила и твердо решили, слушаясь только той, убаюкивающей их стороны, безудержно нестись вперед. Сомнений у меня не было, что своей беседой делу я пользы не принес, а себя еще дальше от них оттолкнул» [416].