Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.

Отослав копию характеристики князя Г.Е. Львова Михаилу Александровичу, А.А. Клопов обосновывал это тем, что «может быть, Вы увидите на днях последнего [Николая II. – Е.П., К.Б. ] и, пожалуйста, будьте в курсе». Это прямой намек на то, что при возможной встрече Михаила Александровича с императором, на которой речь могла зайти об ответственном министерстве из уст великого князя должна была прозвучать кандидатура князя Г.Е. Львова в качестве его главы. Такая встреча, на которой присутствовал также великий князь Александр Михайлович, произошла 11 февраля. Упоминалось ли на ней имя князя Г.Е. Львова, неизвестно.

В этот момент на сцене великокняжеской оппозиции появляется еще одно лицо – великий князь Александр Михайлович, который нанес новый визит императорской чете, пытаясь уговорить ее пойти на уступки.

4 февраля он наконец окончил письмо, которое начал писать еще 25 декабря. Тем не менее не выслал его. В конце первой декады февраля 1917 г. великий князь Александр Михайлович сам прибыл в Петроград. Хотя неоднократно просил сделать это вдовствующую императрицу Марию Федоровну. «Сандро мучает меня и постоянно говорит о необходимости моей поездки в Петербург. Но я не хочу ехать туда, так как не думаю, что я что-то смогу там сделать. Как все это мучительно!» [622]Проезжая через Царское Село, Александр Михайлович просил императрицу принять его. Однако из-за заседания на конференции великий князь не смог приехать на прием, тогда через великую княгиню Ольгу Николаевну он стал добиваться переноса встречи на другой день.

В ожидании ответа Александр Михайлович встречался с Михаилом Александровичем, который предложил ему «переговорить с его царственным братом, после того как удастся увидеть Аликс» [623]. Встречался он и с М.В. Родзянко, который «явился к нему с ворохом новостей, теорий и антидинастических планов» [624].

Великому князю в приеме отказали. Более того, его брат Георгий Михайлович передал ему, что Александра Федоровна из-за болезни не сможет его принять и что он может уезжать обратно в Киев. Однако, Александр Михайлович был настойчив. Он написал Александре Федоровне письмо, в «котором убеждал ее принять его и уверял, что гораздо важнее ей видеть его, чем ему возвращаться в Киев» [625]. Согласно воспоминаниям А.А. Вырубовой, «Государыня, которой хватало мужества, чтобы игнорировать любую грозящую опасность, решила принять его и раз навсегда дать ему высказаться» [626]. Александр Михайлович получил приглашение на завтрак и на прием императрицы после него. «Эти завтраки! – писал он в своих воспоминаниях. – Казалось, половина лет моей жизни была потеряна на завтраки в Царском Селе» [627]. Однако великий князь был несколько разочарован, так как в письме к Александре Федоровне просил «видеть ее совершенно одну, чтобы говорить с глазу на глаз» [628]. Между тем при их разговоре присутствовал сам Николай II. Беседа продолжалась полтора часа, на все мысли, высказанные Александром Михайловичем, Александра Федоровна отвечала возражениями, с его точки зрения не выдерживающими ни малейшей критики.

Во время встречи великий князь «громко» зачитал письмо, оконченное еще 4 февраля, которое он хотел послать Николаю II, но передал ему лично при встрече, «после прочтения дополнял все мои положения долгими доказательствами, уверял, что мое письмо отражает настроение громадного большинства» [629]. Анализ первой части этого послания, написанного вскоре после убийства Г.Е. Распутина, был приведен в предыдущей главе. Январская часть письма написана в два приема – 1 и 25 января [630]. Сначала автор размышлял о состоявшихся к тому времени назначениях и причинах выбора таких кандидатур. Он писал, что не может понять, с чем Николай II и его советники борются и чего добиваются. «Можно подумать, что какая-то невидимая рука направляет всю политику так, чтобы победа стала немыслимой» [631]. В заключении этой части он указывал, что успокоить страну может лишь «правительство доверия» и «широкая свобода общественным силам, при строгом контроле, конечно» [632]. Такие формулировки практически полностью повторяли формулировки Прогрессивного блока.

Второй январский отрывок было связан с тем, что «недовольство росло с большой быстротой, чем дальше, тем шире становилась пропасть» между царем и его народом, то есть, с точки зрения великого князя, теми, кто понимал народные нужды. В пользу перемен он приводил внешнеполитические аргументы: пример управления в союзных странах и дружественное отношение с бывшими противниками России – Англией и Японией. Наконец, великий князь подкрепил свое мнение адресом новгородского дворянства. В заключение он пришел к выводу, что «правительство есть сегодня тот орган, который подготовляет революцию» [633].

Контент-анализ {9}позволяет говорить о том, что основным мотивом обращений Александра Михайловича служила его тревога по поводу взаимоотношений царя и правительства, с одной стороны, и народа и России – с другой. Дальнейшее сохранение подобного положения грозило революцией, а это угрожало и самому существованию великокняжеской фамилии, и Александру Михайловичу лично.

Во время их разговора император был совершенно пассивен, лишь изредка вставлял свои возражения, но «без убеждения…Ники был третьим лицом, в присутствии которого обсуждались действия, он больше занимался своей черкеской, поправлял полы, слушал» [634]. Но это не помешало Александру Михайловичу сказать, что «вмешательство императрицы в дела управления приносит престижу Ники и народному представлению о Самодержце вред». Далее он продолжал, что «каким бы ни был врагом парламентских форм правления в России, он был бы убежден, что если бы Государь в этот опаснейший момент образовал правительство, приемлемое для Государственной думы, то этот поступок уменьшил бы ответственность Ники и облегчил его задачу». Закончил он разговор следующими словами: «Я вижу, что вы готовы погибнуть вместе со своим мужем, но не забывайте о нас! Разве мы должны страдать за ваше слепое безрассудство? Вы не имеете права увлекать за собою ваших родственников в пропасть» [635]. Примечательно, что позиция великого князя, во всяком случае по отношению к Александре Федоровне, полностью совпадала с позицией вдовствующей императрицы и, видимо, была с ней согласована. «Если бы только Господь открыл глаза моему Ники и онбы перестал следовать ееужасным советам. Какое отчаяние! Все это приведет нас к несчастью» [636](подчеркнуто в тексте оригинала. – Е.П., К.Б. ), – писала вдовствующая императрица.

Вспоминая об этом визите, А.А. Вырубова писала: «Нового великий князь ничего не сказал, но потребовал увольнения А.Д. Протопопова, ответственного министерства и устранения государыни от управления государством» [637]. Парадоксально, что при этом великий князь и императрица сошлись во мнениях относительно двух вопросов, поднятых самим А.Д. Протопоповым: необходимости отчуждения земель помещиков в пользу крестьян и предоставления равноправия евреям [638]. По этим вопросам возражал как раз сам Николай II, который утверждал, что «пока немцы на русской земле, он никаких реформ проводить не будет» [639]. Таким образом, основные разногласия происходили из-за личностей, находившихся у власти, а не из-за программных вопросов.