Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

В отличие от «молчаливого» сейма Княжества Варшавского, в сейме Королевства право выступать с замечаниями по отчету Государственного совета имели обе палаты. В Посольской палате не было единодушия: критически настроенный к деятельности правительства либеральный посол от Калиша В. Немоёвский был недоволен подготовленным проектом замечаний по отчету, ему возражал варшавский депутат С. Б. Линде. В результате возникла новая версия замечаний, ее подготовили Ю. Малаховский, С.Грабовский, А.Слубницкий и В.Куницкий. Авторы старались проявить благожелательное отношение к законопроектам правительства, чтобы «не опечалить сердце Александра», тем не менее, по работе почти каждой правительственной комиссии была высказана критика. Она также перемежалась комплиментами в адрес императора, выражением уверенности, что Королевство «расцветет под сладчайшим скипетром могучего монарха» 10.

Таким образом, в обстановке, внешне казавшейся радужной, подспудно намечались первые конфликты сейма с царской администрацией. Сейм отверг предпринятые под давлением духовенства попытки пересмотреть брачное законодательство, изменить его гражданский характер, передав церкви компетенцию в вопросах заключения и расторжения супружеских союзов. При этом оппозиция критиковала тот факт, что проект закона ставит католиков в особое положение. Не прошел и законопроект, касавшийся разграничения прав собственности. «Со скрипом» приняли Уголовный кодекс: в «Замечаниях» комиссии Сената констатировалось «печальное положение» с гражданским и уголовным судопроизводством. Отмечалось, что проект Уголовного кодекса готовился наспех, без разработки и обсуждения на местах; подчеркивалось, что в этом деле необходимо участие общественности, что такой порядок существует даже в автократических государствах и был бы «еще более уместен в стране, где законы обсуждаются в палатах сейма и должны быть заранее к этому подготовлены». Сенаторы указывали на запутанность многочисленных формулировок в представленном проекте кодекса, что открывало «широкий простор для махинаций и крючкотворства». Среди поправок к закону были, в частности, сформулированные Крысиньским требования усилить наказание чиновников за злоупотребление властью, за утверждение постановлений, ущемляющих конституционные права, всемерно подчеркивалось, что конституция не должна нарушаться. Поскольку сейм не обладал законодательной инициативой (такое изменение внес в первоначальный проект Конституции Королевства Польского сам царь), пожелания и предложения послов и депутатов формулировались как при обсуждении отчета правительства, так и в петициях, адресах, жалобах, направленных на имя короля. Во многих из поданных на сейме 53 петиций речь шла о соблюдении и развитии конституционных прав – о передаче в ведение сейма законодательства в полном объеме, устранении административных судов и введении судов присяжных, проведении регулярного, а не выборочного призыва в армию. Указывалось на необходимость развития ряда статей конституции, в частности, касающихся свободы печати. Предложения касались и процедуры работы сейма: ее участники хотели сами выбирать председателя сейма – маршалка, чтобы оградить его от давления властей. Но кроме этих «отдельных» просьб, члены сейма называли царю еще одну «наиважнейшую»: «чтобы данная Тобой Конституция, этот святой девиз свобод и благополучия края, получила полное развитие и была сохранена». «Заявляем Тебе, Государь, смело и с доверием, – писали парламентарии, – что всякое нарушение оной угрожает продолжению навеки памятного Твоего дела и больно ранит сердца приверженного Тебе народа» 11.

На эти просьбы император ответил в речи на закрытии сейма: «Вы оправдали мои ожидания, обсуждение на этом первом собрании, дух, который его вдохновлял, плоды его деятельности являются однозначным свидетельством чистоты ваших намерений и вызывают мою похвалу […]. Вам, свободно избранным, надлежало свободно совещаться. Эта двойственная свобода всегда будет представлять собой подлинное свойство Национального представительства, каковое я желал созвать, чтобы в его голосе услышать искреннее и полное выражение общественного мнения». Слова Александра I как бы не только подтверждали готовность защищать конституцию, но и непосредственно выражали удовлетворение ходом обсуждения на сейме. О том, что «король уехал из Варшавы довольный, с желанием возвращаться, с убеждением, что сеймы нужны, полезны и опасаться их нет никаких причин», свидетельствовал А. Чарторыский. Ему показалось, что в голове императора все более крепла мысль о присоединении к Королевству Польскому западных губерний. И действительно, царь думал над этим планом, велел сенатору Н. Н. Новосильцеву, своему главному советнику по польским делам, приготовить перевод с латыни актов 1413 и 1551 гг., скрепивших союз Речи Посполитой и Великого Княжества Литовского, и обратился по этому вопросу к Н. М. Карамзину. Историк выразил свое отрицательное отношение к планам объединения Литвы и Королевства Польского, опубликовав «Заметки русского гражданина». После этого царь вновь с ним беседовал в Царском Селе, но они так и не сошлись во мнениях 12.

Хотя Александр I сохранил благожелательное отношение к полякам, не всё происходившее на сейме ему понравилось. 8 ноября 1818 г. министр -государственный секретарь Королевства Польского И. Соболевский писал из Петербурга, излагая «мысли и замечания» государя: нужно ограничить рамки использования статьи 154 Органического статута о национальном представительстве; эта статья не дает сейму права «читать правительству нотации по поводу его действий или упрекать его, а позволяет только выразить свое мнение на предмет сделанных сейму представлений». По мнению царя, члены сейма не должны были забывать, что правительство подотчетно лишь монарху. Позже он заметил, что вообще о конституции может судить единственно сам ее источник. В свете такой позиции царя закономерным было распоряжение, данное наместником Зайончеком секретарю сейма А. Сярчиньскому, при публикации «диариуша» сейма (то есть протоколов ежедневных заседаний) исключить все острые критические выступления, а также те петиции, что были отклонены государем. Среди прочих не была опубликована и речь В. Немоёвского, который на сейме клеймил все нарушения конституции, выступив как ее пламенный защитник: «Конституция, – заявил он, – это священный огонь народа. Мы, представители народа, являемся хранителями этого огня, горе тому сейму, который позволит ему угаснуть. Конституция – наше политическое Евангелие. Представители народа обязаны следить, чтобы ее кардинальные принципы ни в чем не были нарушены». Между тем права эти постоянно нарушались, что констатировали и лояльные монарху политики. Так, Ю. У. Немцевич, указывая на превышение властями своих полномочий, писал: «В мире думают, что у нас есть законы, а у нас есть только приказы». Еще в 1816 г. он отмечал в дневнике, что конституция существует «лишь для газет и похвальбы перед целым светом, будто мы любим либеральность и свободы», и признавался в «грустной мысли» – «помнить, что наша судьба и все наше существование зависит от одного человека» 13.