Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Правительства держав, разделивших Польшу, прежде всего ощущали опасность патриотических тенденций тайных обществ. Их члены давали клятву «всецело посвятить себя родине», пели патриотические песни, отмечали памятные события национальной истории, читали литературу, отвечающую задаче «укрепления духа». «Воззвание польских буршей» апеллировало к высоким целям и гражданским чувствам во имя счастья человечества и отчизны. Польские бурши отвергали обвинения в политическом фанатизме как клевету деспотизма, который пользуется невежеством и боится просвещения. Подчеркивалось, что его усилия тщетны перед лицом «духа времени», и пример тому – Испания, ценой жертв ставшая свободной 62.

В 1821 г. польские бурши пытались протестовать против арестов варшавских и краковских студентов. Это стало солидарной акцией польских буршеншафтов, объединенных в Лигу, избиравших общего маршалка, а также представителей для связи и принятия совместных решений. В активности молодежи Новосильцев увидел угрозу. Он отметил, что буршеншафты, или этерии, переродились в стремящиеся к изменению государственного строя тайные политические общества, чей катехизис становится обязательным для всех студентов, делает их фанатичными борцами за торжество своей партии; если не поставить преграду, подчеркивал Новосильцев, стихия захлестнет молодое поколение, распространится в массах и поглотит идеи, на которых зиждется современный порядок, вооружив тех, кто провозгласил борьбу против деспотизма и тирании 63.

Такой характер буршеншафтов вызывал у российских властей тревогу. Были проведены аресты, Новосильцев требовал суда над студентами, предлагая царю распространить на них действие закона о государственных преступлениях, а для этого самовластно внести соответствующие изменения в Конституцию Королевства Польского. Он считал «абсолютно необходимым» увеличить численность полиции в Варшаве и принять строгие меры 64. Основания для тревоги давали не столько открытые выступления молодежи, сколько обнаруженные при обысках и арестах документы – уставы организаций, воззвания, письма, стихи и песни. Членам обществ по уставу запрещалось держать у себя списки стихов и песен, исполнять их в присутствии непосвященных, но при организациях существовали песенники, составлявшиеся по инициативе рядовых членов и утвержденные руководителями, которые решали, когда и что петь. Характерным был найденный полицией у студента И. Хшановского песенник «Полонии», датированный 1820 годом. Он открывался цитатой из сочинения Ж.-Ж. Руссо «О польском правительстве»: «Поляки! Если уж не сумели вы помешать тому, что сожрали вас соседи, старайтесь по крайней мере, чтобы не смогли вас переварить» 65.

В соответствии с этим содержание песенника, включавшего 21 песню, было насквозь проникнуто духом патриотизма:

В песнях говорилось о «святой любви к дорогой отчизне», ради которой «не жаль жить в нужде, не жаль умереть», лишь бы помочь и поддержать ее.

– на эти вопросы в песне давался ответ: поскольку сила тиранов мешает человечеству пользоваться свободой, данной ему Богом, нагло попирает его права, нужно «очнуться», «встать на их защиту», всецело посвятить себя этому делу и «сбросить тиранов в пучины ада». Тогда

Свобода являлась лейтмотивом песен, так же как напоминание о несчастьях родины, о ее былой славе:

Авторы песен утверждали: «За отчизну и за братьев тот охотно все отдаст, кто однажды дал им руку»; «Нам братская любовь все воскресит, что уничтожила империя чужая». Провозглашая стократное «Ура!» тем, «кто готов умереть за свободу», они писали:

Так в песнях перекликались здравицы патриотам и проклятия предателям национального дела:

В песнях поляки обращались к судьбе:

Но главной надеждой была помощь Бога. Все песенники включали молитву:

Молитва завершалась страстной просьбой вернуть полякам свободное отечество:

Среди риторических обращений в поэтическом тексте часто повторялись призывы к Польше и полякам:

Молодежь просила Родину-мать зажечь в сердцах поляков «жажду мести». При этом вставал вопрос, кто именно из «тиранов», какое «завистливое племя», какая «чужая империя» является объектом мести. Ответ был недвусмысленным: