Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Проект готовился к 1822 г., к очередному сейму, но так как его созыв был отложен, закон обсуждался уже в 1825 г. На этот раз он был принят сеймом, но парламентарии внесли в него поправки, ограничивавшие влияние духовенства. В то же время в I книге Гражданского кодекса, также принятой на сейме, появилась статья, узаконивавшая объединение церковных метрик с актами гражданского состояния, которые отныне составляли католические священники; это касалось христиан, для других же конфессий сохранялся старый порядок: акты составлялись представителями светской власти – бургомистрами. В целом сейм оказался успешным для клерикалов, хотя упреков в их адрес было высказано немало. Они исходили в основном от либерального крыла сейма, и в этом отношении критика отчета правительства, представленная членами Посольской палаты, была более острой, чем замечания, сделанные комиссией Сената. В частности, именно Посольская палата поставила под вопрос правильность формирования духовной секции Правительственной комиссии вероисповеданий и общественного просвещения, доказывая, что входить в нее должны не только католические священники, но и представители всех других конфессий. Сенатская комиссия высказалась о религиозном равенстве в более общих выражениях: «Край наш […] призван сохранять тесное согласие с другими конфессиями. Оно способно наиболее действенно и надежно укрепить нравственность и взаимную любовь, спокойствие и кротость» 97.

С требованием уравнения в правах всех религий был связан также обсуждавшийся на сейме еврейский вопрос. Он стал объектом внимания общественности Королевства Польского уже в первые годы его существования. Тогда разгорелась дискуссия, были опубликованы брошюры К. Шанявского, С. Сташица, С. Качковского, В. Красиньского, Ю. Вышиньского, В. Лукасиньского. Последний критиковал антисемитский настрой, проявившийся в позиции Красиньского и ряда других публицистов, он требовал равных прав для евреев, допущения их в цехи, профессиональные корпорации. Задачу эмансипации евреев Лукасиньский объединял с решением крестьянского вопроса, с отменой барщины. Указывая на нищету еврейского быта, он писал: «Эпоха изменения жизни евреев в лучшую сторону начнется в нашем крае вместе с эпохой просвещения крестьян». Он видел причину равнодушия евреев к проблемам Польши в отношении к ним польского общества и подчеркивал, что у них не будет любви к родине и гражданских чувств, «пока мы не перестанем выказывать евреям презрение». Такие настроения, действительно, проявлялись в польском обществе, что способствовало изоляции евреев, консервации их отдельного быта. Об этом говорилось на сеймах 1818 и 1820 гг., обсуждались пути преодоления замкнутости еврейского социума. В частности, А.Чарторыский работал над проектом уравнения в правах и постепенной полной ассимиляции многочисленного еврейского населения, которое, как он считал, стало «наказанием для края», захватив все местечки и «всю индустрию» 98.

Насколько мнения оппозиции отличались от позиции правительства в еврейском вопросе, было видно, в частности, из трактовки ими конституционных прав евреев. В отчете Государственного совета сейму 1820 г. обращалось внимание на статью конституции, постановлявшую, что пользование гражданскими и политическими правами не должно зависеть от разницы христианских исповеданий; из этого делался вывод, что к евреям эта статья не относится, а значит, можно запретить им заниматься шинкарством; в то же время прямо противоположный вывод относился к вопросу о воинской повинности для евреев: оказалось, что нераспространение на них статьи о равенстве гражданских прав не мешает призыву их в армию. Что касается позиции парламентариев, выступавших на сейме 1825 г., то они также считали необходимой службу евреев в армии, указывая, что многие из них сами хотят служить, видя в этом «средство, облегчающее продвижение к цивилизации». Но в «Замечаниях» комиссии сейма подчеркивалось также, что евреи должны служить наравне со всеми, а тот факт, что их несправедливо лишают возможности зарабатывать на жизнь, заставляют платить за пребывание в Варшаве, – это нарушение «первой гарантии свободы личности располагать собой». На основе признания равенства прав евреев послы и депутаты предлагали по-новому организовать их быт, они приветствовали отказ от системы кагалов, считая, что иная форма организации еврейского населения облегчит сближение его с польским обществом 99.

На сейме 1825 г., как и на предыдущих сеймах, его участники излагали свою позицию не только в выступлениях с замечаниями, но и в петициях и адресах императору. В них, в частности, содержались жалобы, касавшиеся конкретных нарушений закона, злоупотреблений администрации. Так, специально обращали внимание на паралич всей общественной жизни в Калише в результате роспуска воеводской рады, выступали в защиту прав В. Немоёвского, не допущенного к участию в работе сейма. Все эти моменты, которые могли не понравиться императору, власти старались затушевать и смягчить. С. Замойский, обратившийся как всегда при завершении работы сейма к собравшимся, призвал членов сейма стараться распространять среди жителей Королевства чувство любви к монарху, «чтобы уже с этих пор больше не доходили до нашего слуха горькие упреки по поводу расхождений во мнениях, отсутствия у поляков единства, их своеволия и тому подобного» 100.

По-видимому, «горькие упреки» исходили из уст Александра I, но поскольку на сейме 1825 г. открытого противостояния оппозиции все же не было, царь на этот раз выразил свое удовлетворение и в частных беседах даже возобновил обещания расширить границы Королевства 101. Однако на самом деле сейм окончательно развеял надежды на сотрудничество польской общественности с царской администрацией, стала ясна несовместимость конституционности и самодержавия. Ее осознали обе стороны: недаром после закрытия сейма многие парламентарии демонстративно отказались участвовать в складчине на организацию бала в честь короля, а у близких к трону людей осталось тревожное чувство. Так, Николай I впоследствии подчеркнул, что на сейме 1825 г. не было спокойствия и единства. Атмосфера в польском обществе все более накалялась, а вскоре появились и новые признаки конфронтации.

После закрытия сейма 1825 г. сохранялась напряженная обстановка, выразительным фоном которой являлось продолжение репрессивной политики царизма. В конце года возникла особая напряженность, вызванная событиями в России – неожиданной смертью Александра I и восстанием декабристов. Правда, об этих событиях в Королевстве Польском официально не сообщалось, более того, до конца 1825 г. была изъята вся информация, запрещалось доставлять в край как иностранную, так и петербургскую прессу. Тем больший простор был для слухов, основанных на просочившихся в Варшаву отрывочных и нередко искаженных сведениях. Говорили об убийстве царя Александра, о вынужденном отречении от престола Константина Павловича, якобы готового вооруженной рукой добиваться своих прав. Обсуждалась и версия отречения великого князя от российского трона в пользу польского. Все эти вопросы особенно интересовали польское общество, так как сложившаяся обстановка междуцарствия непосредственно затрагивала Королевство Польское: великий князь Константин как законный наследник российского престола мог стать императором России и польским королем, а при ином развитии событий возникала перспектива отделения польского трона от российского и превращения Королевства вместе с западными губерниями России в самостоятельное государство во главе с Константином I. При этом в любом случае польским монархом стал бы человек, давно и тесно связанный с Польшей и по-своему ее любивший, хорошо понимавший характер поляков и их стремления. Показательно, что Константин Павлович признавал разделы Польши преступлением. Он писал брату Николаю в 1827 г.: «Нет ни одного поляка, к какой бы партии он ни принадлежал, который не был бы убежден в той истине, что их страна во время трех разделов была не завоевана, а захвачена Екатериной, совершившей это в период мира и без объявления войны, используя самые позорные методы, отвратительные для каждой честной души. Только Королевство Польское приобретено честным образом, и это приобретение освящено мирными договорами по окончании войны. Это чувствуют все и это признает весь мир: приобретение есть результат победы, захват же является позорным грабежом, рано или поздно ударяющим по грабителю». Великий князь не разделял планов унификации политического строя в Королевстве Польском и России, выступал против включения Королевства в состав России на общих основаниях и за это был нелюбим консервативным окружением императора; в частности, А. X. Бенкендорф тайно предпринимал попытки возбудить среди поляков ненависть к Константину Павловичу, и это было нетрудно, учитывая грубость и жестокость его поведения. Тем не менее, определенные надежды польского общества с ним связывались, особенно в сложной, неясной обстановке междуцарствия 102.