Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Во время переговоров русские революционеры заявили, что стремятся к смене правительства, но подчеркнули, что «поляки должны стремиться к своей цели» – присоединить все польские земли, отошедшие России, Австрии и Пруссии. Независимость Польши, заявил Муравьев, является «первым», «главным пунктом» в программе Южного общества; но если в том, что Россия должна уйти из Польши, все сходятся, то существуют разногласия в вопросе о западных губерниях Российской империи: «одни выступают за то, чтобы Россия осталась на том же пространстве, что и сегодня, другие же согласны уступить польские провинции». Бестужев подчеркнул, что люди уже «пришли к той ступени цивилизации, когда не размеры, а институты составляют счастье народов». Он «щедро обещал отдать несколько губерний», выражая уверенность, что «партия, выступающая за нерушимость нынешних границ», скорее всего примкнет к этой позиции. В ответ на признание независимости Польши русские требовали от поляков помощи. Договорились, что каждая из сторон будет действовать отдельно, но поддерживая между собой связь и согласованность. Кшижановский требовал предупредить поляков за две недели до начала революции и военного восстания в России, он подчеркнул, что все условия должны быть оговорены в соглашении, которое пока не подписано. Обе стороны не форсировали подписание, полагая, что выступление начнется не скоро: Бестужев называл даже пятилетний срок. Однако форму конкретной помощи поляков оговорили заранее: было условлено, что если Литовский корпус выступит в поддержку великого князя Константина против русской революции, польские патриоты не допустят, чтобы он ей «нанес вред», и не пропустят в Россию. При этом вставал вопрос о судьбе самого Константина Павловича. Муравьев считал, что великий князь должен разделить участь царской фамилии, которая при установлении демократического правительства в России будет свергнута насильственным путем. Он напоминал о проявлениях жестокости Константина Павловича на посту командующего Литовским корпусом: «Он дошел до такой степени наглости, что простые солдаты говорили, если бы не боялись […] поляков, то уж давно бы не дали так с собой обходиться». На это Кшижановский заметил, что речь ни в коем случае не может идти о смерти цесаревича, так как «ни один поляк не обагрил рук королевской кровью», а польское общество «никогда не опозорило себя преступлением против своего монарха или его семьи». Узнав о таком заявлении, Пестель счел, что Патриотическому обществу нельзя полностью доверять; оно может занять предательскую позицию и, когда начнется революция, помогать великому князю вступить на российский трон, чтобы потом в знак благодарности получить из его рук независимую Польшу, либо избрать его польским королем на основе Конституции 3 мая, «к которой поляки очень привязаны» 107.

С самого начала переговоров возник еще один трудный вопрос – о форме правления в будущей Польше. Бестужев отметил, что русские задавали его не из праздного любопытства: «Наше общество, – заявил он на следствии, – хотело знать, каковы в этом плане перспективы поляков […], поскольку целью нашего Общества было установление республики, а желанием его являлось полное и прочное объединение с их народом, оно с полным основанием считало, что гарантией этого союза прежде всего была бы одинаковая форма правления, что представления, чувства и интересы обоих народов, став таким образом одинаковыми, способствовали бы тому, что народы эти стали бы опорой друг другу, и не оставили бы места для обычных между соседними народами зависти и ревности, каковые непременно возникают при различной форме правления, что, наконец, здравый рассудок и хорошо понятый интерес Польши должен был бы склонить ее к принятию республиканского правительства […] что если, напротив, поляки приняли бы монархическую форму правления или для этого выбрали иностранного монарха, но это стало бы возвращением на старый путь». Как подчеркивал Бестужев, нет гарантии, что такой правитель продолжил бы дело, начатое поляками, а если бы избрали короля из среды польской аристократии, начались бы раздоры с другими аристократическими фамилиями. «Польша, наконец, уже достаточно претерпела несчастий, исходящих от аристократии, которая сначала раздирала нацию ссорами, а кончила тем, что продала народ, навечно отвратив его от себя», – к такому выводу приходил Бестужев, утверждая, что лучше открыто принять ту форму правления, «которая после этого не доставляла бы никаких опасений». Он и Муравьев настойчиво спрашивали Кшижановского, хотят ли поляки установить королевскую власть, но тот ссылался на отсутствие полномочий для ответа на подобные вопросы и предложил прислать в Варшаву «переговорщиков» 108.

От своего руководства Бестужев имел полномочия на заключение соглашения с Патриотическим обществом. В тексте составленного им проекта определялись обязательства обеих сторон. Россия, предпочитая иметь благодарных союзников, а не тайных врагов, после своей «реформы» вернет Польше независимость; будут установлены новые границы, а западные провинции, еще не обрусевшие настолько, чтобы быть искренне привязаны к Российскому государству, будут возвращены Польше, но при этом, кроме национального фактора, будут еще приниматься в расчет «местные удобства и выгоды», которые «останутся на стороне России, чтобы благодаря этому она могла иметь границу, безопасную в военном отношении». Российская сторона обещала, что после утверждения соглашения Южное общество будет поддерживать в России «справедливые интересы поляков» и использует все средства для уничтожения ненависти между обоими народами, так как в просвещенный век все народы имеют один интерес, а «застарелая ненависть» – это черта варварских времен. Что касается обязанности поляков, то проект соглашения предусматривал, что, получив надежду на возвращение Гродненской и части Виленской, Минской и Волынской губерний, они сделают все, чтобы великий князь не вернулся в Россию, поднимут восстание одновременно с русскими, выступят с оружием против Литовского корпуса, если он будет против русской революции, во всем будут помогать, способствовать установлению контакта русского Общества с европейскими обществами, сразу сообщать союзникам, если узнают что-то важное. Весьма существенной была формулировка, обобщавшая обязательства поляков: «действовать во время революции так, как им предпишет русское Общество, начальствование которого над собой они признают». Указывалось также, что Польша примет республиканскую форму правления 109.

О соглашении Бестужев доложил Дирекции Южного общества подробно и в письменной форме, но сам текст соглашения остался не подписанным, хотя проект был согласован с Кшижановским устно, согласно принципу, принятому обеими сторонами. Кшижановский вернулся в Варшаву, имея на руках лишь текст краткого резюме, также им апробированного. Полный текст соглашения, изложенный Бестужевым на французском языке уже после отъезда Кшижановского, был обсужден в Киеве членами Южного общества и уничтожен. В Варшаве же Кшижановский дал отчет о беседах с русскими и передал их предложение, чтобы на будущий год в Киеве стороны могли сойтись ближе, выставив для переговоров более значительные фигуры. Он совещался насчет дальнейших действий с Яблоновским и Солтыком. Последний доказывал на следствии, что был против всякой революции и советовал до поры соблюдать спокойствие: «Если бы русские перевернули и уничтожили весь социальный порядок своей революцией и перенесли ее в Польшу, тогда и поляки должны были бы о себе подумать». Представляется, что он на самом деле занимал выжидательную позицию и не был энтузиастом соглашения, не хотел его подписания и Кшижановский. Оба они, направляя Яблоновского в Киев для дальнейших переговоров с русскими, ставили задачу главным образом разузнать о действиях Южного общества, но ничего не подписывать. В беседе Кжижановского с Яблоновским были выработаны принципиальные установки относительно сотрудничества с русскими: «единственным нашим намерением будет независимость Польши, лишь тогда мы можем склониться к тесному соглашению с ними, если они в качестве принципа примут независимость всей Польши и не будут вмешиваться в наше правление и если, наконец, откроют нам все свои намерения» 110.