Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Позиция членов Патриотического общества при переговорах, как и реакция на них в близких к Обществу кругах, создавали впечатление, что поляки, в первую очередь, акцентировали вопрос о «польских» губерниях. Лозунг независимости Польши звучал, но не было призыва к вооруженной борьбе за ее завоевание. Воссоединить бывшие польские территории надеялись при поддержке российского монарха. Радикальные настроения еще не получили преимущества в польском обществе. Значительную его часть устраивал конституционный статус Королевства Польского, и речь шла лишь о его сохранении, о соблюдении конституционных норм. Более того, в определенных кругах господствовал консервативный ультрамонтанский дух: их представители не одобряли конституцию, отвергали республиканские идеи, были приверженцами абсолютной монархии. Лояльность монарху являлась на этом этапе общераспространенной позицией. Когда после долгого молчания власти стали публиковать информацию о восстании декабристов, изображая их преступниками, изменниками своему императору, Ю. У. Немцевич с гордостью писал, что в то время как «москали […] бунтуют, мы рядом с ними выходим чистыми от вины». Константин Павлович также заверял Николая I, что в Королевстве Польском «все спокойны, полны недоумения и отвращения по отношению к петербургским ужасам», и на первых порах, пока не было известно о связях декабристов с Патриотическим обществом, гордился тем, что «среди этих мерзких открытий не появилось ни одной фамилии», связанной с Королевством 114.

Но на следствии по делу декабристов открывались все новые факты связи их с польской конспирацией, усердно «копал» в этом направлении и Новосильцев, выискивая сведения о причастности поляков к «заговору». В интерпретации властей этим фактам придавался радикальный характер. При таком освещении событий неудивительным был новый шквал репрессий, прокатившийся по Королевству Польскому. Проводились массовые обыски, аресты и высылки, на многих офицеров были заведены дела, ряд чиновников оказались уволенными и попали под строгое наблюдение полиции. Сеть тайной полицейской слежки раскинулась еще шире, охватив все слои польского общества и все его связи. Наблюдение установили за служившим в Польше подполковником Луниным и другими русскими офицерами. Это не было случайностью: многие русские военные, даже если не состояли в конспиративной организации, были настроены либерально и сочувствовали польским патриотам, как об этом свидетельствовал, например, приведенный в доносе Олтажевского факт встречи одного из таких патриотов с русскими офицерами, «очень хорошо настроенными в отношении так называемых либералов» из польских тайных обществ. В свою очередь, поляки, получив сведения о существовании связанной с русскими «бунтовщиками» патриотической организации, которой приписывались радикальные замыслы борьбы за независимость Польши, не только получали заряд патриотизма и радикализма, но и по-иному начинали смотреть на русских революционеров. В 1827 г. в Варшаве обсуждалась новость об аресте в России 50 заговорщиков, будто бы пытавшихся освободить тех, кто сидел за принадлежность к тайным обществам. Порой о революционных событиях в России и Польше упоминалось в одном контексте. Так, сообщалось, что якобы на колокольнях краковских костёлов хранятся материалы о восстании Костюшко и об «обнаруженных в прошедших годах здешних заговорщиках и о петербургском бунте». А позже, уже в июне 1830 г., когда в Париже торжественно отмечался день рождения Костюшко, в Варшаву пришла весть, что присутствовавшие на торжестве поляки, французы и представители других народов, наряду с тостами во славу Вашингтона, Пишегрю, Наполеона и других, «пили за тех, кои за политические деяния лишены жизни или наказаны, и так каждый пил за соотечественников своих, поляки также за некоторых земляков и напоследок за бывших под судом государственных преступников, не только поляков, но даже и россиян» 115.

Клеймо «государственных преступников» объединило декабристов и членов Патриотического общества. Вину последних должен был выяснить не предусмотренный конституцией орган – специально созданный следственный комитет во главе с С. Замойским. В него вошли поляки и русские на паритетных началах. Пока шла работа комитета, жители Королевства следили за печатной информацией, касавшейся следствия по делу декабристов и суда над ними. Результаты расследования подавались властями в тенденциозном освещении, подчеркивались негативные стороны замыслов и деятельности русских и польских революционеров. Даже понимая специфический дух этой информации, читатели тем не менее не могли не возмущаться представленными в ней «адскими намерениями» и «величайшими преступлениями». Так, Ю. У. Немцевич подчеркивал: «Видно желание представить заговорщиков в самом отвратительном свете, и если правда, что их целью было не обеспечение через революцию прав, безопасности и свобод (что можно им легко простить), но истребление царствующей фамилии, тогда все дело безобразно и виновные заслужили самую суровую кару. Зная святой характер польского народа, никогда себя не запятнавшего никаким цареубийством, не могу поверить, чтобы мои земляки могли быть причастны к такому делу». Т. Лубеньский также был «возмущен душой» при одной мысли о том, что в Польше могут быть «люди, способные участвовать в таких делах, какие оказались в России». Он желал, чтобы «невиновность всех, а по крайней мере большей части, доказала монарху, что поляки умеют ценить данные им свободы, что верность монарху всегда являлась их первейшим достоинством». Подобные настроения были связаны с распространившимися слухами о реакции Николая I на угрозу русско-польского революционного сотрудничества: царь якобы решил ограничить автономию Королевства Польского, на треть сократить армию, уволить половину чиновников, закрыть Варшавский университет, распустить воеводские комиссии и другие местные органы. И действительно, в 1826 г. маршалек распустил ломжинское политическое собрание, избиравшее депутатов всех уровней, в 1828 г. такая же участь постигла собрание в красноставском повяте, а некоторые собрания были распущены Сенатом под формальными предлогами. В связи с поступившей из России информацией о наказании русских заговорщиков польское общество тревожилось о судьбе подследственных, заключенных в кармелитской тюрьме в Варшаве. Не раз возникали слухи о готовящихся казнях, и на площадях собирались толпы, ожидая экзекуции. В такой ситуации поляки предпочитали демонстрировать лояльность имперской власти. К тому же принятое по настоянию великого князя Константина и министра Ф.К.Друцкого-Любецкого постановление Николая I о созыве высшего судебного органа Королевства Польского – Сеймового суда – для решения участи членов Патриотического общества вызвало удовлетворение общественности и родило новые надежды 116.