Коллектив авторов - Польша и Россия в первой трети XIX века

Однако проблема создания Королевства Польского, определения его политического устройства и оформления конституционных основ вовсе не сводится только к роли в этом А. Е. Чарторыского. Проекты Конституции Королевства Польского отразили также политическую позицию и мировоззрение и других участников их подготовки. Во время завершения работы над проектами в 1815 г. сам князь и его сторонники уже не пользовались преобладающим влиянием. Да и «пулавская группировка» (именовавшаяся так по названию имения Чарторыских и резиденции князя Адама в Пулавах) не отличалась ни идейным, ни политическим единством, о чем свидетельствовала дальнейшая судьба ее участников. Наиболее близкими политическими сторонниками А. Е. Чарторыского в то время были М. Годлевский (вскоре перешедший в лагерь либеральной оппозиции), С. Замойский (возглавивший Сенат в 1822 г.). После перехода ординации Замойских в состав государственных имуществ Королевства и восстановления владельческих прав графа он «стал лояльным и рьяным исполнителем воли властей» 36. К ближайшему окружению Чарторыского принадлежали в 1815 г. Т.Мостовский (впоследствии министр, ответственный за введение цензуры, и сторонник Ю. Зайончека), Т.Матушевич, А. Бернацкий (позже вслед за Годлевским примкнувший к либералам, но побывавший и в правительственном лагере на должности министра финансов). После подавления Ноябрьского восстания Бернацкий присоединился в 1831 г. к либеральному крылу эмигрантов, выступал с критикой курса А. Е. Чарторыского. В 1815 г. в период работы над конституционными проектами к доверенным сторонникам князя Адама принадлежали Ю. Шанявский, Л. Плятер 37(в 1816 г. он был назначен генеральным директором лесов, многое сделал для развития лесного хозяйства и естественных наук, основал Высшую техническую школу в Варшаве, впоследствии был видным деятелем эмиграции). Таким образом, из людей, близких к А. Е. Чарторыскому, в работе над конституционными проектами участвовали, помимо самого князя, только Замойский, Матушевич и Плятер, причем, в сравнении с ролью других причастных к работе над текстом конституции, их общий вклад отнюдь не выглядел как преобладавший, особенно если принять во внимание редакторов – Н. Н. Новосильцева и самого Александра I.

С точки зрения социального статуса составителей Конституции Королевства Польского наиболее заметными фигурами были магнаты Замойский и Чарторыский. Однако их участием в конституционном процессе, говоря условно, роль магнатской олигархии не ограничивалась. На содержание конституции повлияли также Т. Островский, С. К. Потоцкий и косвенно – представители старшей, наиболее богатой и в прошлом влиятельной ветви рода – Потоцкие из Тульчина (на Украине), которых представлял Н. Н. Новосильцев – близкий приятель вдовы Щ. Потоцкого Зофьи. Разумеется, в новую эпоху не приходилось говорить о прежнем противостоянии Потоцких и Чарторыских в дискуссиях о политических реформах в шляхетской Речи Посполитой, однако весьма весомый голос магнатов, несомненно, прозвучал и на этот раз в деле составления Конституции Королевства Польского.

Вторую группу причастных к разработке конституции составляли юристы и бюрократы. Они происходили из среды богатой шляхты и имели, как и представители магнатских верхов, прочные личные связи в правительственных кругах Петербурга, пользовались в той или иной мере протекцией Александра I. В этом смысле повторилась политическая ситуация в Речи Посполитой в последней трети XVIII в., когда российская поддержка была решающим условием обретения претендентом того или иного государственного поста.

Участники выработки проекта конституции представляли две генерации польских политиков. Т. Островский, С. Замойский, Ф.Грабовский, С. К. Потоцкий, А.Линовский, Т. Матушевич принадлежали к старшему поколению. Их мировоззрение и карьера были заложены и сформированы еще во времена Станислава Августа, когда политической жизнью Речи Посполитой заправляли магнатские группировки и русское посольство. Их политические позиции и симпатии определялись сословными интересами польского рыцарства, политическими традициями прежней шляхетской Речи Посполитой эпохи Четырехлетнего сейма и носили выраженный консервативный характер. К следующему поколению политиков, достигших своего тридцатилетия только с началом нового века и уже в разделенной Польше, относились А. Е. Чарторыский, Л. Плятер и И. Соболевский. Их становление происходило в эпоху наполеоновских войн, во время которых они были далеки от Княжества Варшавского и от других стран наполеоновского блока в Европе. Преобладание в ходе подготовки конституции политиков старшего поколения едва ли можно убедительно объяснить только потребностью в государственной мудрости пожилых людей, обладавших необходимым политическим и житейским опытом. Наверное, при подборе участников конституционного процесса принимались во внимание и эти качества, однако не они имели принципиальное значение. Главной была консервативная позиция людей, стремившихся к реставрации старой шляхетской Речи Посполитой в тех пределах и границах, которые допускались европейской реакцией и были возможны в политической ситуации после Венского конгресса.

Говоря об участниках составления проекта Конституции Королевства Польского, нельзя не указать на исключительное значение в этом русского влияния. Оно было обусловлено не только внешними обстоятельствами: политической гегемонией России в Европе после победы над Наполеоном, присутствием русских войск в Княжестве Варшавском и венскими постановлениями и трактатами. Авторами проекта конституции были не столько А. Е. Чарторыский, Л. Плятер и члены комиссии Т. Островского, сколько сам Александр I, Н. Н. Новосильцев и российские креатуры А. Линовский и И. Соболевский. Подобную же роль, хотя и в меньшей степени, разделили с последними и некоторые другие участники конституционного процесса.

Наконец, в мировоззрении и политических взглядах составителей новой конституции самым причудливым образом сочетались дворянская реакционность с элементами шляхетского либерализма. В большинстве своем участники разработки конституции были последовательными консерваторами, однако они поддержали введение таких буржуазных по форме новелл, как разделение властей и провозглашение политических свобод: неприкосновенности личности, свободы слова, печати и т. и. Эти нормы, за исключением разделения властей, уже существовали в прежней Речи Посполитой чуть ли не с конца XVI в. в виде шляхетских привилегий, установленных частью законодательно, частью по традиции, и теперь, в начале XIX века, подобные нормы (новые по форме и отнюдь не новые по существу) не только не противоречили сословному господству шляхты и ее привилегиям, но в определенной мере их дополняли и расширяли.