Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Удобный момент для обмена сведениями был упущен. По возвращению в Москву наркому пришлось выслушать сообщение поверенного в делах Польши в СССР о том, что польское правительство передало 15 сентября ответ по вопросам, предусмотренным решением подготовительной комиссии конференции по разоружению, сведения эти будут опубликованы Лигой Наций, а потому, по мнению Залеского, «специальное сообщение правительству СССР этих сведений будет лишено практического значения». Вину за создание положения, при котором августовская договоренность теряла смысл, МИД Польши возлагал на Литвинова. После неуклюжих усилий приписать Варшаве инициативу двустороннего обмена сведениями, Литвинов попытался поставить А. Зелезинского перед вопросом, отказывается польское правительство от своего решения обменяться с СССР военными сведениями. Поверенный в делах повторил, что польская сводка будет опубликована для всеобщего сведения, и заявил о согласии принять соответствующие советские материалы. «Тов. Литвинов закончил разговор тем, что заявил, что он придерживается решения правительства СССР об обоюдном обмене этими сведениями» [831]. О беседе с Зелезинским Литвинов информировал Секретаря ЦК ВКП(б) Кагановича [832]. Желая избежать обострения отношений с Москвой, МИД Польши согласился на выполнение первоначальной договоренности об обмене сведениями о вооруженных силах. 23 сентября в рабочем кабинете Литвинова, без тени торжественности, нарком и поверенный в делах обменялись сводками, составленными по идентичной схеме. Литвинов принес полуизвинения по поводу нелепости этой процедуры, заметив советнику польской миссии, что, «благодаря искажениям и неверному истолкованию польской прессой дипломатических шагов обоих государств», в конце августа – начале сентября «создалась обстановка, диктовавшая мне крайнюю осторожность и даже помешавшая моим встречам с Залеским в Женеве» и своевременному обмену официальными военными материалами [833].

20 августа 1931 г.

Решение Политбюро

13/18. – Об обмене нот с Литвой по вопросу о положении торгпредства СССР (т. Литвинов).

Принять предложение т. Литвинова об обмене нот с Литвой по вопросу о легализации торгпредства СССР в Литве.

Выписки посланы: т. Литвинову.

Протокол № 57 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 20.8.1931. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 164.

Фактически пользовавшееся правами экстерриториальности советское торгпредство в Каунасе не имело юридически закрепленного статуса, что порождало трения с органами местного самоуправления и налоговыми органами при попытках получения в аренду земельных участков под складские помещения для транзитных грузов и в вопросах об уплате налогов. Эта тема дважды поднималась литовской стороной в 1930 г., но, поскольку литовское правительство оказалось заинтересованным в помощи Москвы в устранении напряженности во взаимоотношениях с Германией и в поддержке в польско-литовском конфликте, то на время он был снят с повестки дня, хотя 2 февраля 1930 г. Стомоняков и направил в полпредство в Каунасе проект обмена нот, «оформляющий положение торгпредства» [834]. В начале 1931 г., под влиянием осложнения отношений режима Сметоны-Тубялиса с оппозицией, вопрос снова стал актуальным. Торгпредство было извещено о том, что его коммерческая деятельность подлежит налогообложению. Одновременно литовское правительство согласилось в январе сохранять статус-кво, пока не будет разрешен вопрос со статусом торгпредства. С учетом того, что объемы экспорта в Литву оставались незначительными и размеры возможных финансовых потерь при уплате налога были мизерными, советская сторона в феврале 1931 г. на переговорах полпреда М.А. Карского с министром Д. Зауниусом дала принципиальное согласие на его уплату в размере 0,2 % дохода и в «паушальной» форме (при которой начисление производится с суммы, установленной не налоговым инспектором, а самим торгпредством) [835]. Поспешность НКИД и НКВТ объяснялась необходимостью устранить препятствия в работе «транзитных складов» в Каунасе и Мемеле (которые, по признанию сотрудников торгпредства и полпредства, на деле были ориентированы на рост советского экспорта в Литву) [836]. Однако с февраля 1931 г. литовское правительство, по инициативе которого были начаты переговоры, стало их затягивать. Временный поверенный в делах СССР А.В. Фехнер объяснял это тем, что условие советской стороны, при котором она соглашалась пойти на эвентуальную уплату налогов – сохранение предоставляемой Литве уступки в тайне (фиксация ее только в обмене нот, полное содержание которых не станет достоянием гласности), не устраивало власти Литвы, желавшие продемонстрировать оппозиции, неоднократно критиковавшей деятельность торгпредства, способность отстаивать интересы страны. При конфиденциальности этой договоренности обмен нот о статусе советского торгпредства, по мнению Фехнера, представлял интерес для литовского правительства лишь как акт, демонстрирующий «вовне» упрочение советско-литовских отношений, но и тогда полученный политический эффект был бы несопоставим с эффектом от пролонгации договора 1926 г. [837].

Пауза в переговорах о статусе торгпредства затянулась до середины июня, когда этот вопрос в беседе с Зауниусом (и вопреки установке Стомонякова, требовавшего дожидаться инициативы со стороны литовцев) был поднят полпредом Карским, обеспокоенным появлением новых критических статей в литовской прессе о работе торгпредства и судебными исками, в результате одного из которых был арестован текущий счет торгпредства [838]. В начале июля министр иностранных дел Зауниус пригласил на свою летнюю дачу Карского, который имел указания НКИД в случае отказа от советских предложений пригрозить закрытием торгпредства и сокращением торговли с Литвой [839]. 14 июля в Паланге Карский обсудил с Заунисом проблемы статуса торгпредства и транзита [840]. Полпред категорически отказался обсуждать проект подготовленный директором Восточного департамента МИД Литвы Дайлиде, поскольку в нем было опущено положение о недопустимости ареста счетов торгпредства, зато были положения об уплате торгпредством налога за все прошедшие годы, об установлении принципа нетто-баланса в двусторонней торговле. Зауниус согласился отозвать проект Дайлиде и вести в дальнейшем переговоры на базе советского проекта [841]. К началу августа 1931 г. сторонам удалось в принципе достичь компромисса. Условия соглашения НКИД представил на утверждение Политбюро.

29 августа 1931 г. Карский и Зауниус подписали «Протокол о правовом положении торгового представительства Союза ССР в Литве», а также приложенные к нему ноты (одновременно был произведен обмен ратификационными грамотами о продлении договора 1926 г.). Согласно ст. 3 Протокола, торгпред и его заместитель признавались членами дипломатического корпуса с вытекающими из этого статуса правами и привилегиями. Наиболее важной для Москвы была ст. 6, устанавливавшая, что ответственность торгпредства распространяется только на заключенные им частноправовые сделки и за действия советских государственных хозяйственных организаций, в соответствии с их статусом по законам СССР, они отвечают сами. В приложенных к протоколу нотах фиксировалось согласие Москвы «благоприятно относиться к развитию транзита через Литву» и распространить на нее те права в отношении транзита по территории СССР, которыми обладали государства, заключившие торговые договора с СССР (советско-литовский торговый договор не был заключен) [842].