Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Решение Политбюро было незамедлительно доведено до сведения И.М. Майского, однако при переговорах с финнами он отклонился от полученной директивы. В результате, как отмечал позднее Стомоняков, вторая статья Конвенции предоставила им право требовать вызова «лиц, свидетельские показания которых» финская сторона сочла бы полезными, тогда как следовало добиться формулировки: «сообщения которых будут признаны полезными» (что позволяло трактовать эти «лица», как «экспертов», а не как «свидетелей»). Замена «сообщение» понятием «déposition» – «свидетельское показание», считал Б.С. Стомоняков, было явным просчетом полпреда (который он объяснил Секретарю ЦК ВКП(б) недостаточным знанием Майским французского языка) [1034]. Член Коллегии, правда, отмечал, что вызов таких лиц может произойти только по постановлению самой комиссии, а не одной из сторон (что соответствовало решениям Коллегии и Сессии), но формулировка конвенции все же давала финской стороне право настаивать на вызове свидетелей и продолжении судебного следствия. Можно отклонить просьбу раз, другой, но делать это постоянно невозможно, и когда-нибудь количество перейдет в качество и создаст для СССР политические затруднения, констатировал он.

Невыполнение решения Политбюро, несмотря на раздражение Стомонякова, не имело серьезных последствий для Майского, полугодом позже назначенного полпредом в Англии, однако отозвалось в переговорах СССР о заключении согласительных конвенций с Латвией и Эстонией [1035].

23 апреля 1932 г.

15. – О продлении торгового договора с Латвией (т.т. Стомоняков, Крестинский, Розенгольц).

а) заявить латышам, что продлить договор в виду мирового экономического кризиса на старых условиях не можем.

б) по импорту из Латвии исходить из цифры 2 млн. рублей максимум.

Выписки посланы: т.т. Крестиискому, Розенгольцу.

Протокол № 97 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 23.4.1932. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 107.

Срок действия заключенного на пять лет советско-латвийского торгового договора истекал 5 ноября 1932 г. За полгода до этой даты (т. е. к 5 мая) советской стороне предстояло решить, денонсировать ли договор, в противном случае его действие автоматически продлевалось еще на один год. В силу различных причин. Москве не удалось использовать торговый договор для извлечения крупных политических выгод в Латвии, тогда как с точки зрения двусторонних связей он наносил СССР заметный экономический ущерб. На протяжении почти всего периода действия договора Советский Союз имел в торговле с Латвией отрицательный платежный баланс (что фактически предусматривалось самим договором). В 1931 г., когда доля СССР в латвийском экспорте достигла 20,2 %, дефицит составил 16,5 млн. лат [1036]. Поэтому наркому внешней торговли А.П. Розенгольцу и члену Коллегии НКИД Б.С. Стомонякову оказалось нетрудно к концу зимы придти к обоюдному мнению о желательности денонсации этого договора в принципе [1037].

В начале апреля выработка позиции СССР вступила в заключительную фазу, 8 апреля торгпреда Позднышева экстренно вызвали к Розенгольцу.

Включение в повестку дня Политбюро вопроса о судьбе торгового договора произошло по инициативе НКИД. 14 апреля Б.С. Стомоняков обратился к Сталину со специальной запиской по этому поводу. Изложенная в ней позиция Коллегии НКИД отличалась меньшей жесткостью по сравнению с высказывавшим ранее мнением Стомонякова. В качестве основной причины, заставлявшей ставить вопрос о денонсации торгового договора, называлось невыполнение СССР, в силу объективных экономических обстоятельств, своих обязательств по договору. За пять месяцев 1932 г. в Латвии было размещено заказов на 100 тыс. руб., и к концу года эта цифра могла увеличиться только втрое, составив 3 % от объема заказов, предусмотренного договором. Коллегия НКИД считала необходимым поставить перед латвийским правительством вопрос о внесении изменений в старый торговый договор, признавая при этом, что заключить с Латвией новый договор без материальных обязательств в тот момент невозможно, а иметь договорные отношения в сфере торговли – крайне желательно. Таким образом, НКИД предлагал денонсировать договор и немедленно вступить в переговоры о новом договоре. Руководители внешнеполитического ведомства полагали, что причины, по которым пятью годами ранее Политбюро согласилось пойти на заключение договора, сохраняли свое значение: «Вследствие географического положения, позиция Латвии в отношении СССР имеет огромное значение для поведения остальных прибалтийских стран, особенно в военное время. Если мы торговым договором не добились ориентации Латвии на СССР, то мы, несомненно, заключением этого договора вбили клин между Латвией и Эстонией., и помешали образованию польско-прибалтийского союза». Ход советско-латвийских переговоров о пакте ненападения подтвердил истинность этого мнения, так как Латвия не поддалась на чрезвычайно сильный нажим Эстонии, Польши и Румынии. В письме утверждалось, что торговым договором были созданы фактические гарантии против того, чтобы какое-нибудь латвийское правительство «перешло к политике авантюризма в отношении СССР». Чтобы достигнутые успехи «не пошли насмарку», НКИД предлагал в новом договоре на первый год его действия определить сумму советских заказов в 5 млн. руб., объем транзита – в 200–300 тыс. тонн. В приложенном к письму проекте предлагалось также назначить делегацию для переговоров и предусмотреть выдачу заказов в Латвии на 5 млн. руб. до 5 ноября 1932 г., когда истекал срок действия договора [1038].

Существо записки Б.С. Стомонякова в ЦК ВКП(б) было сообщено А.П. Розенгольцу и вызвало с его стороны возражения, о чем он предупредил НКИД. Накануне заседания Политбюро нарком внешней торговли направил Сталину записку, в которой оспаривался основной тезис своих коллег о целесообразности сохранения с Латвией торговых отношений на принципах денонсируемого договора. Розенгольц высказывался против пролонгации торгового договора с Латвией еще на один год (такой вариант рассматривался в НКИД) и предупреждал, что заключение нового договора явится трудным делом, так как «развращенные совершенно исключительными льготами» латыши будут с трудом идти на уступки. С экономической точки зрения, утверждал Розенгольц, полное прекращение торговли с Латвией не нанесет СССР сколько-нибудь значительного ущерба. Максимальную сумму советских заказов, которую следовало зафиксировать в новом договоре, Наркомвнешторг исчислял в 3 млн. руб. (около 8 млн. лат) (для сравнения: в 1930 г. СССР импортировал из Латвии на сумму в 14,5 млн., в 1931 г. – на 14,8 млн. рублей) [1039]. Приложенный к письму проект постановления включал следующие пункты: (1) денонсация советско-латвийского торгового договора; (2) построение нового договора на принципе нетто-баланса, при этом Латвии можно сообщить о согласии закупать продукты сельского хозяйства (не более чем на 1,5 млн. руб. в год); (3) ежегодный объем транзита в размере 300–350 тыс. тонн [1040].