Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

в) До урегулирования вопроса о сплаве леса сократить до минимума железнодорожные перевозки через Польшу, не делая никаких заявлений по этому поводу и произведя оплату задолженности.

г) Предложить НКИД и ОГПУ не допускать новых конфликтов с Польшей по всяким мелким вопросам.

Выписки посланы: т.т. Крестиискому, Менжинскому – все, Андрееву – п. «в».

Протокол № 102 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 1.6.1932. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 11. Л. 151.

Постановка на Политбюро серии вопросов советско-польских отношений была связана как с выявившимися в предшествующие месяцы частными проблемами на фоне укрепления политических контактов с Польшей, так и с общими ожиданиями, которые вызвали в Москве поражение правых партий на парламентских выборах во Франции и образование кабинета Э. Эррио – последовательного сторонника сотрудничества с Советской Россией. «Все говорит за то, что в связи со сменой правительства во Франции предстоит изменение позиции Франции, Польши и лимитрофов в отношении заключения пактов с нами», – подытоживал член Коллегии НКИД анализ поступавшей в Москву внешнеполитической информации [1056]. В этом русле воспринималось и предложение министра Залеского о польском посредничестве для возобновления переговоров СССР и Румынии о заключении пакта ненападения (запись этой беседы была направлена Крестинский Сталину) [1057]. В преддверии польско-румынско-советских переговоров высшее руководство СССР проявило заинтересованность в разрешении второстепенных конфликтов с Польшей, затрагивавших как хозяйственные и административно-юридические, так и политические аспекты двусторонних отношений.

Согласно ст. II Мирного договора 1921 г. обе стороны приняли на себя обязательство предоставить друг другу право свободного судоходства и сплава. На протяжении десятилетия советские хозяйственные организации беспрепятственно осуществляли сплав леса по пограничным рекам Случ и Морач (Белоруссия, район Мозыря). В июле 1931 г. лунинецкий староста объявил советской стороне о расторжении протокола местной пограничной комиссии по Житковичевскому району, которым определялись правила производства сплава. Это решение мотивировалось ссылкой на неурегулированность конфликтов на этом участке границы, прежде всего – инцидентом с ее переходом в 1930 г. рядовым Корпуса пограничной охраны Яном Границким. По сведениям ОГПУ, Границкий «перешел нелегально государственную границу и сделал попытку насильственного увода в Польшу трех советских крестьян, работавших в пограничной полосе, и применил для этой цели оружие, однако был задержан нашей погранохраной». В декабре 1930 г. «тройка» полпреда ОГПУ БССР приговорила Границкого к пяти годам заключения в концлагере [1058]. В результате позиции, занятой местными польскими властями, вопрос о возобновлении сплава и судьбе Границкого «был перенесен для разрешения в дипломатическом порядке». После длительных переговоров Варшава формально согласилась с допущением советского сплава, а Москва обещала рассмотреть возможность включения Границкого в список лиц, подлежащих персональному обмену [1059]. Весной 1932 г. наркомат лесной промышленности подготовил к сплаву в этом районе около 50 тыс. кубометров деловой древесины, «однако после открытия навигации этого года, когда древесина была спущена на воду и сплочена в плоты, со стороны Польши последовало запрещение в отношении сплава этого леса» [1060].

Новые переговоры полпредства в Варшаве с начальником Восточного департамента МИД Т. Шетцелем натолкнулись на «дело» Границкого; «известный своей враждебностью к СССР вообще и чрезвычайной непримиримостью к текущим делам», Шетцель ультимативно заявил, что сплав будет разрешен только в случае внеочередного персонального обмена солдата Корпуса погранохраны. Протестуя против установления связи между этими двумя вопросами и предъявив Польше устное обвинение в нарушение Рижского договора, НКИД был вынужден учесть заинтересованность наркомлеса в сплаве по пограничным рекам. Поэтому внешнеполитическое ведомство договорилось с Главным управлением пограничной охраны ОГПУ СССР о персональном обмене Границкого на «одного из советских пограничников, случайно попавших на польскую территорию». В ответ на сообщение об этом Шетцель потребовал безусловной выдачи Границкого, обещая при будущем общем персональном обмене «взять у нас на одного человека меньше». Обсудив создавшееся положение в середине мая 1932 г., Коллегия НКИД пришла к заключению, что принятие «наглого требования Шетцеля неизбежно создаст в польском МИД убеждение в полной безнаказанности для них политики шантажа» и явится «опасным прецедентом для наших отношений с Польшей», что в будущем может повлечь за собой «материальный ущерб, значительно больший, чем те убытки, которые Наркомлес понесет в советской валюте» при перегрузке леса на железные дороги. К этому примешивались и опасения ГУПО ОГПУ, что освобождение Я. Границкого «будет стимулировать переброску поляками на нашу границу с целью разведки или диверсии польских пограничников». НКИД предлагал послать МИД Польши «решительную ноту протеста против нарушения мирного договора и тактики Шетцеля», ужесточить пограничный режим и закрыть польские мельницы и плотины на пограничных реках, одновременно вступив с Польшей в переговоры о заключении генеральной сплавной конвенции [1061]. 17 мая Стомоняков информировал наркома лесного хозяйства Лобова о целесообразности отказаться в 1932 г. от сплава леса по Случу и Морочи. «Не входя по существу в состояние переговоров Наркоминдела с Польшей, – обращался С.С. Лобов к Генеральному секретарю ЦК ВКП(б), – мы приняли директиву тов. Стомонякова к исполнению». Изыскивая способы уменьшить неизбежные убытки, Наркомлес просил ЦК «дать Наркоминделу указание о быстрейшем урегулировании взаимоотношений с Польшей для того, чтобы иметь возможность как сплавить древесину этого года, так и дальнейшей эксплуатации богатых массивов этого района» [1062].

В связи с обращением Лобова председатель Валютной комиссии СНК СССР и Политбюро ЦК ВКП(б) Я.Э. Рудзутак отдал распоряжение Госбанку СССР приостановить платежи Польше по железнодорожным расчетам, предусмотренные майским постановлением Политбюро [1063]. В руководстве НКИД, однако, полагали, что под влиянием нажима Польша не только не откажется от взятой линии, но «может осуществить свою угрозу о прекращении приема транзитных советских товаров в кредит в счет будущих ж[елезно] д[орожных] расчетов». Поэтому Стомоняков просил Политбюро утвердить директивы по дальнейшим переговорам с Польшей о сплаве и «деле» осужденного Границкого, пригласив на обсуждение начальника ГУПО ОГПУ Быстрых [1064].