Олег Кен - Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934

Вплоть до конца весны 1932 г. руки Москвы связывали переговоры о заключении советско-эстонского пакта о ненападении и борьба с усиливавшейся международной кампанией против советского демпинга. Эти обстоятельства (и огромное положительное сальдо СССР в торговле с Эстонией), судя по всему, заставляли НКИД с крайней осторожностью относиться к применению экономических санкций в отношении Таллина из-за «дела Пертселя» (фактически – «дела Центросоюза»). Набор сформулированных в постановлении (пп. 3–4), вероятно, исходил от НКВТ и был принят по настоянию А.П. Розенгольца. За принятие мер экономического давления в отношении Эстонии, занимавшей в тот период «такую ярко враждебную к нам позицию, какой не занимала за последние годы», высказывались еще в конце февраля 1932 г. участники межведомственного совещания, созванного по инициативе НКИД. Наконец, в конце апреля Ш.З. Элиава и Б.С. Стомоняков обратились с совместным письмом в Политбюро ЦК ВКП(б). К письму был приложен проект постановления, полностью совпадающий с его окончательным текстом [1047]. Выбор времени для обращения в ЦК и принятия им решения об иске Пертселя, возможно, объясняется вступлением в завершающую фазу шестимесячных переговоров о пакте ненападения с Эстонией. Симптоматично, что постановление Политбюро было принято в день подписания этого пакта.

Санкционированные Политбюро меры привели к немедленным результатам. Уже месяц спустя Б.С. Стомоняков писал Ф.Ф. Раскольникову, что «неудачное маневрирование Торгпредства при выполнении директив о свертывании работы наших хозорганов в Эстонии привело к тому, чего я с самого начала опасался. Эстонские газеты уже пишут о «начавшейся экономической войне между СССР и Эстонией». Он требовал от полпреда избегать не только всяких шагов, но даже отдельных заявлений в неофициальных беседах (!), которые могли бы быть истолкованы как подтверждение того, что правительство или хотя бы НКВТ объявили экономическую войну Эстонии. «Для нас особенно опасно становиться на путь бойкота, ибо это облегчило бы нашим врагам пропаганду и проведение бойкота против СССР». Сокращение торговых оборотов следовало объяснять неуверенностью настроений советских хозорганов [1048]. Заявление временного поверенного в делах М.В. Буравцева (сделанные в частной беседе) о том, что СССР «неизбежно договорится» с великими державами и Польшей, а в результате государства Прибалтики «останутся у разбитого корыта», вызвало резкую реакцию Б.С. Стомонякова: «Возмутительно. Это великодержавный тон» [1049]. Однако, ситуация для Эстонии сложилась исключительно тяжелая: в первом полугодии 1932 г. экспорт СССР составил в 1624 тыс. эстонских крон, а советский импорт – лишь 66 тыс. крон [1050].

Эстонское правительство оказалось перед необходимостью повлиять на судебные органы. В начале октября 1932 г. Гражданское отделение Государственного суда Эстонской республики вынесло благоприятное для советской стороны решение по кассационной жалобе: «рассмотрение и разрешение упомянутого иска не относится к компетенции судебных установлений Эстонской республики». Торгпред Г.К. Клингер в срочной телеграмме члену коллегии НКВТ Ш.М. Дволайцкому с облегчением отмечал, что возник прецедент, закрепивший за торгпредством дипломатический иммунитет [1051]. В конце октября 1932 г. нарком Розенгольц предложил Политбюро вернуться к налаживанию с Эстонией нормальных экономических отношений [1052].

12 мая 1932 г.

Опросом членов Политбюро

[нрзб.] – О задолженности НКПС.

Обязать Валютную комиссию ликвидировать текущую задолженность НКПС иностранным жел. дорогам. Приравнять платежи инодорогам к коммерческим векселям.

Выписки посланы: т.т. Рудзутаку, Крестиискому, Миронову.

Протокол № 100 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 16.5.1932. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 135.

Проблема оплаты задолженности по железнодорожным перевозкам была поставлена НКИД перед Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) 9 мая 1932 г. В письме Крестинского напоминалось, что «в течении последних двух лет между НКПС и польскими железными дорогами не прекращаются недоразумения, возникающие вследствие несвоевременной уплаты нами сумм, следуемых польским железным дорогам за провоз наших товаров», и этот вопрос неоднократно возникал не только в дипломатических и межведомственных дискуссиях, но и явился «предметом обсуждения Политбюро» [1053]. Толчком к новому обращению НКИД в Политбюро стали четыре вербальные ноты польского правительства, полученные Москвой с марта 1931 по апрель 1932 г. Нотой от 11 ноября 1931 г. Польша выдвинула требования о немедленном погашении задолженности и принятии мер, обеспечивающих впредь аккуратные платежи. В противном случае, предупреждала польская нота, будет прекращено кредитование перевозок советских грузов и введена «франкотурная оплата». Двумя нотами 1932 г. (от 4 февраля и 20 апреля) польское правительство напоминало о необходимости дать ответ на свой ноябрьский демарш [1054]. Между тем, наркомат по иностранным делам продолжал хранить вынужденное молчание, ибо, несмотря на его усилия в НКПС и Валютной Комиссии, «общего решения о производстве платежей в надлежащие сроки принято не было». В апреле 1932 г. был просрочен очередной платеж 103 тыс. долларов, в течение первой половины мая предстояла выплата польским железным дорогам еще 439 тыс. долларов, но, констатировал Крестинский, Валютная Комиссия не предоставила наркомату путей сообщения валютных ассигнований на эти цели. Беспокойство НКИД вызывала не только «опасность выполнения поляками их угрозы прекратить кредитование советских перевозок». Исполняющий обязанности наркома апеллировал к обостренному страху руководителей страны, что ее могут выставить несостоятельным должником: «посылка нам 4-х нот преследует, по-видимому, и другую цель – собрать в портфель польского МИДа коллекцию нот, с тем, чтобы в случае приведения вышеуказанной угрозы [в исполнение. – Авт. ], опубликовать ноты в мировой буржуазной прессе слухи [sic] о неплатежеспособности СССР, нашедшей свое выражение в просрочках платежей по жел[езно]дор[ожным] расчетам».

НКИД просил Политбюро «принять решение о ликвидации текущей задолженности и о возложении на НКФин обязанности аккуратного производства платежей». Предложение удовлетворить требования польской ноты ноября 1931 г. сопровождалось практической рекомендацией «приравнять для этой цели жел[езно] дор[ожные] платежи к коммерческим векселям» [1055].

1 июня 1932 г.

2. – О Польше (т.т. Крестинский, Стомоняков, Рудзутак).

а) Осужденного преступника Польше не выдавать.

б) Обязать НКИД дипломатическим путем добиться соблюдения со стороны поляков мирного договора в части сплава леса по пограничным рекам.