Михаил Колесов - От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции

Дебре неуважительно отзывается о лозунге «продолжительной войны»: «определенно эта болтовня рискует обернуться против неё самой, в день «Д» решающего столкновения с соперничавшими и объединенными силами, предполагая, что событие произойдет в той ожидаемой форме, носители «революционных» лозунгов не будут иметь больше способности для переговоров и маневра, чем те, кто представляет реальные силы, которые сумели накопить предварительно».

Он описывает «последние шаги смертельно раненной герильи» (1968–1969).

Разделение герильи в марте произошло в очень неблагоприятный момент — год президентских выборов, когда произошла перестановка политических сил. Тогда было вполне вероятно вмешательство вооруженных сил. Сокращались резервы и опорные базы герильи . Таким образом, герилья могла рассчитывать на свои собственные вооруженные силы для того, чтобы быть политически необходимой, и, если должна была демонстрировать продвижение, вынуждена была передвигаться «на своих двух ногах». «По иронии судьбы, период, который вначале казался «концом начала», все ещё не закончился, когда начался уже тот, который можно было назвать «началом конца».

Так что же произошло после разрыва двух вооруженных групп?

Дуглас Браво в марте присоединился к отряду и провел перегруппировку сил, отдав приоритет «массовой работе». Он разделил отряд на маленькие группы, которые сразу же понесли большие потери в военных столкновениях. Он вернулся в город. Партизанский отряд продолжал военные действия до конца 1968 года.

Другой отряд (Любена Петкова) не был столь удачлив. Здесь не было единого руководства. Кубинцы подчинялись своему командиру, который, как иностранец, не мог возглавить отряд. Это сказалось и на дисциплине, политической и снабженческой поддержке отряда со стороны городского тыла (и партии).

На выборах КПВ получила всего 100 тысяч голосов (из 4, 4 млн. голосовавших).

Год 1969 был годом «умиротворения» и партизанских «послесловий». Многие руководители КПВ были выпущены на свободу (Теодор Петков и другие). Руководство «МИР» продолжило переговоры. Многие партизанские руководители с разрешения правительства выехали из страны. Но руководство ВСНО выдвинуло правительству неприемлемый ультиматум, (который был отвергнут), и сохранило ставку на вооруженную борьбу. Но в горах оставалось не более 30 человек, которые имели большие трудности со снабжением. Городские партизаны избегали столкновений с противником. Небольшие экспроприационные операции имели большие жертвы. Испытывался недостаток в информации, транспорте, укрытиях. Для «МИР» это был год разногласий и дискуссий. Военный аппарат (Карлос Бетанкур) отделился от политического аппарата. Моисес Молейро вынужден был покинуть страну. Бетанкур и Браво сделали заявление о совместных действиях. Как следствие этого в «МИР» произошел раскол, и появилось новое направление («Революционная организация»).

В заключение Дебре делает следующие выводы:

За десять лет вооруженной борьбы венесуэльское общество получило репрессивный гипертрофированный и вездесущий аппарат, «холодного монстра», который продвигался вперед полученным импульсом. Эта жестокая организация функционировала, однако, с достаточной хитростью. Когда «восстание» осталось лишь на словах, репрессии стали лишь «административными»: «если нет атаки, то нет и контратаки». «Наоборот, когда намечается истинная революционная опасность, прощай Кодекс, судьи и habeas corpus…».

Он отмечает, что при неустойчивом равновесии случайности переходят неощутимо из политической сферы в событийную сферу. В этом есть преимущества для обеих сторон. Репрессивные силы, таким образом, имеют возможность требовать финансирования и вооружения в ходе «антиповстанческой» борьбы, армия имеет полигон для антипартизанских манёвров и тренировок, политическая реакция имеет предлог говорить о «вооруженном восстании» и «кастрокоммунизме»; местные власти «вовлеченных» районов могут подавлять любое сопротивление крестьян, объясняя его «хорошо известными мятежными действиями». Тем не менее, политическое руководство революционным движением заинтересовано свернуть эти остатки повстанческой активности, которая поддерживается на «слабом огне», обеспечивающем «жизненный минимум», «дальше от того, чтобы они исчезли окончательно, но ближе к тому, чтобы они избегали серьезного риска». К несчастью иногда происходит так, что эта взаимная терпимость имеет свои превратности и промахи, включая дипломатию «исключительных случаев». Если какая–нибудь вооруженная группа нарушает правила игры, она выключается из игры. «Также как в международной сфере мирное сосуществование лишь благоприятствует тем, кто не хочет ставить под угрозу status quo. Остальные ликвидируются, исключения лишь подтверждает правило».

Для господствующих классов во власти эти очаги «нелегальной агитации» не представляют уже очагов серьезной угрозы «заразы или эпидемии». Дебре отмечает, что в период 1969–1970 годов в Каракасе вне революционных организаций появились отдельные «экспартизаны», «человеческие останки кораблекрушения, выжившие после революционного отступления», неспособные к адаптации и нормальной жизни в обществе, где для них не было места. Эту «странную социальную категорию» Дебре называет «люмпенреволюционерами».

«Революция, которой на самом деле не было, привыкшая жить в прошлом не по собственным средствам и, отвыкнув считаться со своими собственными силами, благодаря чрезмерным воздаяниям «братских» стран и партий, …остается неизбежно на берегу после определенного отлива этого особого типа вклада»: «активисты без постов, безработные самураи, эксповстанцы без употребления, но чья жизнеспособность и чьи личные потребности не исчезли в то же время, что и революционная волна».

Для Дебре ясно, что классовая борьба в Венесуэле не исчезла из–за того, что мало–помалу исчезли некоторые средства ведения вооруженной борьбы. Он полагает неправомерным узко подменять широкую вооруженную борьбу в национальном масштабе действиями отдельных партизанских отрядов в отдаленных регионах страны, которые, в конце концов, рассеялись на маленькие группки в горах. Это не значит, что классовая борьба не ведется вне партизанского «очага», в профсоюзной и политической борьбе. Но попытки воссоздать партизанские отряды в 1970 году не имели успеха.

В международном освещении «мировая революция обанкротилась в национальных границах», замечает Дебре.

Дуглас Браво сделал публичное заявление в том духе, что кубинская революция несла ответственность за эти «трудности» партизанского движения. Полностью погрузившись во внутреннее экономическое строительство и оказавшись «пленницей международного ревизионизма», она бросила на произвол судьбы латиноамериканскую революцию.