Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси

Трудно судить о целях и результатах посольства 838-839 гг. Однако археолого-нумизматические данные в свое время позволили наметить гипотетическую трассу «обратного пути» свеев — послов «хакана росов», охватившую, может быть, и Швецию, и Северную Русь, и Верхнее Поднепровье с крупнейшим центром его в Гнездове под Смоленском. В частности, весьма редкие византийские монеты Феофила II найдены, во-первых, в могильнике Бирки, крупнейшего торгового центра ранней эпохи викингов в Швеции (серебряная монета в одной из «погребальных камер»), во-вторых, медная монета Феофила II попала в культурный слой второй половины IXв. на Рюриковом городище под Новгородом, в-третьих, самая эффектная находка — золотая, превращенная в нагрудную подвеску монета Феофила II — найдена в богатом кургане № 47 в Гнездове (Кропоткин 1967; Лебедев 1985; Носов 1990).

Связь погребального комплекса гнездовского кургана № 47 с событиями и участниками «посольства росов» 838-839 гг. недавно была подтверждена результатами скрупулезного исследования С. С. Ширинского. Этот курган, один из наиболее ранних и эффектных образцов богатого и пышного обряда «больших курганов» дружинной элиты Гнездова, кроме уникальной византийской монеты-медали, содержал предметы парадного воинского убранства каролингского происхождения: портупея и шпоры, атрибуты раннего «рыцарства» и по ранговой значимости, и по датировкам (первые десятилетия IX в.), по заключению исследователя, не могут рассматриваться как «обычное имущество удачливого викинга». Автор непосредственно сопоставляет этот комплекс с событиями 18 мая 839 года при императорском дворе в Ингельгеймеи относит гнездовский курган № 47 к погребениям одного из ведущих участников «посольства росов», а время его сооружения — к осени 839 или весне 840 г. (Ширинский 1997: 199).

Не настаивая на столь жесткой синхронизации (со времени посольства до кончины неведомого гнездовского варяга могло пройти и десять, и двадцать лет, так что курган № 47 в Гнездово вполне мог быть сооружен и во второй половине IX столетия, что не противоречит наиболее ранним из датировок других гнездовских курганов), конечно, нельзя не связать само формирование вещевого комплекса кургана № 47 с ключевыми событиями вдоль Волховско- Днепровского Пути из Варяг в Греки.

Видимо, по времени близко «посольству росов» появление уникального клада «первого периода обращения арабского серебра» в Днепро-Двинском междуречье, у д. Кислая на р. Жереспее, притоке р. Каспли. одной из артерий перехода из Двинско-Балтийского в Днепровско-Черноморский водный бассейн. В составе клада из Кислой, кроме арабских дирхемов, — единственная в Восточной Европе находка одного из ранних т. н. «полубрактеатов Хедебю», первых образцов собственной скандинавской монетной чеканки, появившихся в первой четверти IX в. (Булкин 1977: 102; Herrmann 1983: 125). Клад, таким образом, мог попасть в землю около 825 г., но вряд ли позднее принятой верхней хронологической границы «первого периода обращения» (833 г.). Таким образом, в рамках «первого периода» клад из Кислой, возможно, хронологически следует за Петергофским кладом и маркирует некое движение скандинавов в Восточную Европу, продолженное посольством «хакана росов» в 838-839 гг.

Петергофский клад в более широком археолого-нумизматическом и письменно-историческом контексте, безусловно, скорее ставит, нежели решает проблемы истории «начальной Руси», раскрывая хронологические горизонты событий, происходивших в полном объеме, по крайней мере, с 750-х по 830-егг. Стоит напомнить, что ближайший в топохронологическом отношении и при этом самый ранний из «кладов первого периода» был найден в Старой Ладоге (786 г.), как и следующий за ним — в ее непосредственной округе (Княщина, 809 г.). Последние открытия на Староладожском Земляном городище свидетельствуют о становлении Ладоги как активного и ведущего центра торговых международных связей, при безусловном участии скандинавов, с середины VIII в., 750-х гг. (т. е. по крайней мере за поколение до начала «периода первого обращения арабского серебра»). 753 год — дата рубки дерева для постройки первой изученной в Ладоге ремесленной судоремонтной мастерской, в которой найден также уникальный клад кузнечных и слесарных инструментов скандинавского (шведского) происхождения и бронзовое навершие с изображением Одина (Рябинин 1985). Ладога второй половины VIII в., несомненно, была направляющим центром событий, развернувшихся от Скандинавии до Прикаспия, а к 830-м гг. дотянувшимся и до Константинополя и Ингельгейма.

В совокупности, это время деятельности двух-трех поколений первых строителей «начальной Рут», безымянно отобразившейся в движении артефактов, формировании археологических комплексов и памятников. Первые тридцать лет этого хронологического отрезка (750-780-е гг.) иногда рассматриваются как начало если не в целом северной «эпохи викингов», то, во всяком случае, циркумбалтийских торговых связей, еще не использующих серебряной монеты («безмонетный период», когда, по Херрманну, роль валюты могли играть передневосточные стеклянные бусы). К этому времени следует отнести безымянное «поколение первопоселенцев» Староладожского Земляного городища, притом не только скандинавов, но также их славянских современников, и окрестное финское население — «чудь» Приладожья, «весь» Белоозерья, «мерю» Волго-Окского междуречья (где ранние «импорты» обнаружены на городищах позднедьяковской культуры — Леонтьев 1996). С конца 780-х гг. начинается полувековой «первый период обращения арабского серебра», до середины 830-х гг. Действующее в этот период «поколение Убби—Захарии» Петергофского клада могло предшествовать, а могло и совпадать с поколением «послов хакана Росов (Дира?)».

Весьма вероятна на этом раннем этапе ведущая роль в «восточной торговле» не славянского, а финноязычного, восточнофинского компонента формирующегося раннегосударственного образования. Летописная «весь», народ Вису восточных источников известен арабским авторам ближе и ранее славян как активный торговый партнер булгар, появляющийся в поле зрения исламского мира вместе с Югрой, обитателями Крайнего Севера. Весь (предки вепсов) наряду с чудью (thiudos), мерей (merens), мордвой (mordens) выступает на Волжском пути уже во времена готов Германариха; этноним thiudos, однокоренной с др.-герм, tjod, возможно, становится в тот же морфологический и семантический ряд, что и teutoni, и, таким образом, указывает на глубокую древность германо-финских контактов, в прибалтийско-финской зоне безусловно установленных к первым векам н. э. Во второй половине I тыс., по крайней мере, на исходе «вендельского периода», эти контакты могли затронуть и восточных финнов. Волжская торговля, направленная и к финно-уграм Прикамья и, безусловно, включавшая в свою сферу мордву, мерю, весь, на раннем этапе далеко не предполагала ни славянского, ни скандинавского доминирования. По предположению Р. А. Рабиновича, славяно-финская «земля наша» ПВЛ, именуемая так в середине IX в. летописными посланцами чуди, словен, кривичей и веси, могла представлять собою на определенном этапе «единый словено-чудский политический организм, в котором лидировала чудь»(Рабинович 2000: 346). Хокун Станг, напротив, видит таким «лидером» северной протогосударственности — весь (Stang 1996:273-297; Станг 1999: 135-136,144-147). Петергофский клад вместе с синхронными ему комплексами арабского серебра в славянских землях, может быть, отображает начальную, и достаточно эффективную, попытку изменить это положение в пользу первого и еще, вероятно, непрочного альянса славян и скандинавов, выраженного и в появлении имени «русь», «русы, ар-рус» для первых «военно-торговых корпораций» на восточноевропейских речных путях.