Виктор Суворов (Резун) - РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ

Первый: готовить пару чудо-водителей в ущерб остальным, готовить снайперов с глушителями, водкой запасаться, грибочками и огурчиками. У этого пути был один, но существенный недостаток: если прогоришь, то никогда больше репутацию не восстановишь. Проверяющие не глупее меня. Все финты с подменой солдатиков на стрельбах и вождениях, на проверках физической и политической подготовки они знают не хуже нас. Сами такие. Достаточно было одному проверяющему забраться в бронетранспортер, и погорел бы ротный командир как немец под Сталинградом.

Потому оставался только второй путь: действительно готовить бойцов так, чтобы никакая проверка не была им страшна.

С чего начинать?

С постановки задачи.

Видел я, как молодые лейтенанты успеха добиться пытаются. Построит такой командир своих подчиненных и объявляет: ребята, если наш взвод (или рота) станет отличной, я для вас...

Вот и все. Спекся. Дальше можно не продолжать. Этот командир показал подчиненным свою слабость. Он оголил свое уязвимое место: ему хочется в отличники попасть. На этом нерве оголенном, на этой струне подчиненные будут теперь играть: тебе в отличники захотелось, а вот тебе кукиш! Нам-то до дембеля немного осталось. Будешь на нас давить — не бывать тебе в отличниках.

Здесь надо внести ясность. Теоретически каждый советский офицер должен был, руководствуясь статьями Дисциплинарного устава, поощрять старательных и дисциплинированных и наказывать нарушителей и нерадивых. Но в советском государстве, построенном на идее диктатуры пролетариата, власть была настолько централизованной, что офицеру, по существу, не было позволено применять ни кнут, ни пряник. У него не было реальных возможностей ни для наказания своих солдат, ни для их поощрения.

По воскресеньям командир роты мог разрешить увольнение в город некоторой части солдат и сержантов. Казалось бы, вот он, инструмент поощрения! Но в действительности даже если бы ротный подарил солдату восемь часов относительной свободы, его распоряжение в любой момент мог отменить вышестоящий командир, запретив в батальоне или полку все увольнения. Да и сами командиры взводов и рот вовсе не горели желанием отпускать своих солдат из расположения части. Если солдат, находясь в увольнении, попадется на глаза военному патрулю, который за малейшую оплошность запишет солдата в нарушители, ответственность будет нести офицер, выпустивший солдата за ворота части. Поэтому командиры предпочитали отправлять солдат в увольнение группами, под присмотром офицера.

Проблем с увольнениями было много. Прежде всего, зачастую солдату просто некуда идти. Вот гарнизон, вокруг — зеленое море тайги. Если не тайга, то степь ковыльная, барханы, болота, горы. Или враждебное окружение. Самая мощная группировка советских войск находилась в Восточной Германии. Кроме того, советские войска находились в Польше, Чехословакии, Венгрии, на Кубе, во Вьетнаме. Солдаты, служившие в зарубежных странах, могли выйти за пределы части только в составе группы. Наши солдаты не очень любили коллективный отдых под конвоем, потому в увольнение не рвались и его не ценили. Уж если очень захочется, солдатик мог уйти в самоволку. За это ему грозило наказание — правда, и с наказаниями было не все так просто.

Командир роты мог арестовать солдата на трое суток, но у командира взвода такого права не было. Однако, дав командиру роты право посадить солдата на гауптвахту, советская власть в то же время ограничивала командира в этом праве. Оценка состояния дисциплины в подразделениях осуществлялась по количеству наложенных взысканий: в этой роте арестовано пять нарушителей, общий срок ареста 13 суток, а в соседней роте за тот же период набирается вдвое больше нарушителей и общий срок ареста 27 суток. Любому проверяющему ясно, какая из двух рот лучше, какой командир достоин похвалы и выдвижения.

Выходила чепуха. Каждый командир был вынужден скрывать проступки, а то и преступления подчиненных, чтобы не портить статистику состояния воинской дисциплины. Если командир скрывал проступки и преступления подчиненных, если своим правом карать нарушителей дисциплины старался пользоваться как можно реже, то дисциплина падала. Время от времени в Советской Армии издавались приказы о запрете практики оценки состояния воинской дисциплины по количеству наложенных взысканий. Приказы эти были правильными, однако они не указывали, как и по каким параметрам следует теперь оценивать дисциплину. Проходил год-другой, и все возвращалось на круги своя: у тебя в роте арестовано трое, общий срок вот такой, а у соседа ни одного ареста — вот как работать надо!

Лишенный возможности наказывать и поощрять солдат, каждый офицер изобретал собственную систему управления подчиненным ему подразделением, превращая в наказание отдельные виды боевой подготовки. Например, в одной роте солдаты знали: если что-то будет не так, первой же дождливой ночью после происшествия командир устроит занятия до самого утра. В другой роте наказанием было рытье окопов в каменистом грунте (а еще лучше — в глине) во время проливного дождя или снегопада.

Каждый командир оттачивал собственную систему наказаний. Самые толковые доводили ее до такого совершенства, что уже не нуждались даже в тех скудных правах, которыми их наделял Дисциплинарный устав.

Конечно, еще в военных училищах нас учили тому, как заставить подчиненных повиноваться. Но инструкции эти сочиняли теоретики, далекие от суровой армейской действительности. Потому каждый офицер на собственном горьком опыте эту науку постигал самостоятельно. Тот, кто нашел подход к подчиненным и особые методы влияния на них, вовсе не спешил делиться своими секретами с боевыми товарищами, ибо они были его прямыми конкурентами. Офицеры, овладевшие искусством управления подчиненными и научившиеся пользоваться данной им властью, чтобы добиваться от подчиненных нужных результатов, хранили это знание в глубочайшей тайне и не писали об этом учебников. Учебники писали доктора военных наук, которые знали армию только по фильмам «Солдат Иван Бровкин» и «Максим Перепелица».

Когда молодой офицер приходил на службу в войска, его старшие коллеги вовсе не горели желанием поделиться с новичком своим опытом, ибо он достался им слишком дорого, чтобы делиться им бесплатно. После окончания военного училища молодой офицер внезапно обнаруживал, что оказался в роли укротителя в клетке со львами. Его долго учили, но о львах он знал только то, что они относятся к семейству кошачьих. И тут включалась система естественного отбора: если молодой командир находил способы держать своих солдат в узде, система его принимала и продвигала, если нет — участь его была печальной.