Виктор Суворов (Резун) - РАССКАЗЫ ОСВОБОДИТЕЛЯ

3

Служба моя в учебной дивизии не заладилась.

Как же она могла заладиться? Мне положено взводом командовать. А у меня в подчинении рота. В роте должно быть пять офицеров. А я один. Временно исполняющий обязанности. С этими обязанностями не справляюсь. Роту мою уже без всяких шуток почти официально именуют НУРР — неуправляемая рота Резуна. Сержанты у меня — звери. Роту держат крепко. Только сержантов своих я удержать не могу.

Был бы взводным, с четырьмя сержантами справился бы. Справился бы и со всеми шестнадцатью сержантами, если бы у меня в роте были другие офицеры. Но не было их. Только старшина, и тот не из самых лучших.

В других ротах положение такое же или почти такое же. Нехватка офицеров жуткая. Но друг мой Володя Архангородский — с ним мы в училище в одном взводе были — уже на учебной роте утвержден. Он справляется. Лейтенант на должности майорской. Я на такой же должности, но он уже постоянный, а я временный. Его на каждом совещании офицеров хвалят, а меня если и вспомнят, то только в качестве примера отрицательного.

И вот подошел тот самый день. Из шестнадцати моих сержантов на дембель уходили семеро.

В том, что мои служебные отношения с ними не сложились, винить можно было только меня одного. Если ученики не понимают учителя, если не слушают его и не уважают, значит, такой учитель. Это как в литературе: если книгу какого-то сочинителя никто читать не хочет, кого же винить, кроме автора?

Я никого и не винил. Не смог с сержантами, которые службу завершили, контакт найти, не смог ключик подобрать — сам виноват.

В том, что ночью мои дембеля перепьются, устроят концерт и салют, сомневаться не приходилось. Вместе с ними и вся рота будет веселиться. У каждого свой праздник.

Только не у меня.

Но они, дембеля мои, честно прошли через все испытания. Они заслужили праздник.

Что я мог для них сделать?

Прикинул.

Помощником начальника штаба батальона был лейтенант Миша Соколов. Он все расписания боевой подготовки составлял. Его я уломал поставить мою роту последней в расписание на стрельбу из танков.

Дежурным по танковому стрельбищу был лейтенант Валера Арбузов. Его я просил объявить отбой стрельбе на полчаса позже. Он не соглашался. Но и его я уговорил.

На пункте боепитания я загодя заначил три бронебойных снаряда. С этим проблем не было. Главное, чтобы потом по отчетам правильное количество стреляных гильз прошло.

Дни Приказа — это те редкие дни, когда ночью на полигонах никто не стреляет. Стрельба завершается в 16:00. Труба поет отбой, красные флаги на вышках спускают, бронетранспортеры несутся снимать оцепление.

Опустел полигон, но труба не поет, красные флаги все так же на мачтах и оцепление пока не снято.

Одна моя рота осталась и три танка на огневом рубеже. Построил я роту возле тех танков. Сержантам, которые отслужили, приказал из строя выйти. Вышли они. Сказал я им что-то совсем простое о том, что служили они честно, за что я их благодарю. И правую ладонь — к козырьку.

А это сигнал.

Грохнули три танковые пушки одна за другой.

Дембелям объявил, что они свободны, старшине приказал вести роту в расположение.

Обступили меня дембеля. Теперь они мне благодарность выражают за службу совместную, забыть просят то, что между хорошими людьми забывать принято. Лишь один как-то не очень дружелюбно настроен. Чувствую, что он уже первую порцию веселительного зелья приять успел. И он мне:

— А мы все равно ночью салют устроим.

Отвечаю: устраивайте, если вам настоящего бронебойного салюта мало, доставайте пукалки припрятанные, чем бы дитя не тешилось. Меня в роте не будет, и старшину сейчас отошлю в гарнизон. Его тоже не будет.

3

В лесу в стороне от солдатского лагеря — старый дом, построенный когда-то весьма состоятельным гражданином Румынии. Потом товарищ Сталин отжал — простите, освободил — эти земли, которые никогда ранее Российской империи не принадлежали. Дом этот оказался в черте полигона. Был он большим, светлым, уютным. В самой просторной комнате — камин из гранитных глыб. В том доме жили офицеры, когда их подразделения выходили на полигон. Получалось, что в лагерях у офицеров жилищные условия были лучше, чем в гарнизоне. Тут и веселее было. Вечерами не расползались товарищи офицеры по своим семьям, а все, у кого не было ночных занятий, собирались вместе. Тут анекдотец свежий можно было услышать, в картишки переброситься, рюмашку пропустить одну-другую.

Два раза в году тот дом пустел. Без всяких напоминаний вышестоящих командиров офицеры день и ночь напролет находились возле своих подчиненных, дабы пресечь на корню любые попытки праздновать день Приказа недозволенными способами.

А я решил: да горит такая служба ясным пламенем. Я своим сержантам не надзиратель, да и вышли дембеля из подчинения не только моего, а всего командного состава до самого министра обороны включительно. Ведь именно в том и заключается смысл Приказа.

Иду лесной дорогой от лагеря к офицерскому дому. Навстречу ГАЗ-69. Тормознул водитель, остановил машину. Из нее, словно два леопарда из клетки, выходят два подполковника, два моих прямых начальника — командир полка подполковник Бажерин и командир батальона подполковник Протасов.

Командир полка из Африки недавно вернулся, свое там отвоевал, здесь полк получил: справишься — полковником будешь. Ему очень хотелось справиться, потому он свирепствовал. Но свирепствовал тихо, без крика и мата. Вежливо свирепствовал:

— И куда это мы, товарищ гвардии лейтенант, направляемся?

— Отдыхать, товарищ гвардии подполковник.

Варианты ответов у каждого офицерика на такой случай всегда готовы: разомнусь, подышу воздухом, через полчаса в роту вернусь; на завтрашние занятия конспекты напишу, через час буду в роте. Еще много всего выдумать можно. Но я сказал подполковнику, что день был тяжелым, вся неделя — не легче, решил отоспаться.

Ответ мой был наглым. Я это понимал. Он тоже. Тут бы ему меня и обматерить, но у него был еще один вопрос:

— Кто после отбоя стрельбы и съема оцепления из танковых пушек стрелял?

— Моя рота стреляла. Задержались немного. Но отбоя еще не было и оцепление не снимали.

— Странно: долгий-долгий перерыв, потом вдруг три выстрела почти разом.

— Так получилось.

— Ладно, разберемся. Отдыхайте, товарищ гвардии лейтенант. Завтра мы ваш отдых обсудим.

Командир батальона из-за плеча командира полка меня взглядом испепеляет. А командир полка вежлив. Но лучше бы матом крыл. Нам так привычнее.

4

Ночь мне выпала — не позавидуешь. Наверное, я спал. Но так спал, что, просыпаясь через каждые полчаса, не мог с уверенностью утверждать, был ли то сон или только забылся я на мгновение. А в лагере — фейерверк. Гляну в окошко часа в три ночи, все равно в той стороне ракеты в небо летят.