Ада Сванидзе - Викинги – люди саги. Жизнь и нравы

Заинтересованные в судебном решении люди обычно старались приехать на тинг с большим числом «сопровождающих» – родичей, домочадцев, клиентов, друзей, а знать – и еще и дружинников. Снорри Годи (речь о его деле пойдет ниже) однажды привозил на тинг якобы 400 человек [1647]. Бывали «свиты» и более многочисленные, хотя не исключено, что подобные цифры являлись следствием увлечения составителя саги.

В сагах еще упоминается особый круг на Поле Тинга, где в языческие времена осужденных к этому людей приносили в жертву богам. В этом круге стоял камень Тора, о который жертве разбивали голову [1648].

При судебных разбирательствах обычно руководствовались древним обычным правом . По древнегерманским обычаям участники тинга еще и в XII в. выражали свое согласие с решением дела как можно более громкими криками и потрясая оружием [1649]. Если решение суда не нравилось, проигравшая сторона частенько начинала бесчинствовать [1650].

Снорри Стурулсон в «Саге об Олаве Святом» сообщает очень интересные сведения по поводу тингов в Швеции (гл. LXXVII–XXIX). Он пишет, что в каждой области Швеции был свой тинг и свои законы. На тинге предводительствовал лагман, его больше всего слушались бонды, «ибо то, что он возвестит на тинге, становится законом » (курсив мой. – А.С. ).

Стоит обратить особое внимание на последнюю фразу, поскольку она исчерпывающе показывает, каким образом, с помощью каких действий местный обычай может стать или не стать обычным законом, т. е. частью неписаного, но фиксированного обычного права . Уже говорилось выше о том, что обычное право – это совокупность законодательных установлений, обязательных для исполнения, но только существующих в вербальной форме . И запись законов, создание письменного кодекса отнюдь не является, как казалось бы, первой ступенью процесса превращения обычного права в «нерушимый» закон, положения которого «не вырубишь топором». Как выясняется, еще до этого правовые нормы должны обязательно преодолеть важный барьер, отделяющий некие местные обычаи, порядки, оценки от тех установлений, которые вошли в обычное право в качестве законов ланда и, следовательно, обязательных для исполнения всеми его жителями [1651]. Очевидно, что основой письменных кодексов становился не набор разрозненных обычаев, а совокупность обычных законов, обычное устное законодательство , пусть и не всегда систематизированное.

Один из конкретных актов введения нового установления в обычное право был результатом невероятной потасовки, которая случилась из-за того, что некоторые люди повадились справлять малую нужду на Поле Тинга, тем самым оскверняя его и причиняя неудобство присутствующим. В результате тингу пришлось принять особое решение, в котором для нуждающихся выделялись особые места вне Поля, но и не слишком далеко от него. Это решение лагман объявил в качестве закона , и так оно вошло в обычное право [1652]. Данный инцидент интересен как раз тем, что раскрывает порядок введения некоего прецедента в систему обычного права .

Говоря о праве и законе, следует иметь в виду тогдашние различия между понятиями закон и право. Закон – лаг, лёг, лов, букв. «уложение», «[то, что] уложено», но, возможно, и от лат. lex, «закон». Кроме того, этот термин зачастую обозначал и судебный округ, а позднее он стал входить в названия письменных кодексов: Ландслов, Упландслаг и т. д. А право – это рэтт, рэттир (ratt, rattir), как бы «правильное право», «справедливый закон» (ср. в законах Магнуса Хаконарссона), принятый [всеми] обычай, то, что истинно, справедливо, подлинно, не поддельно [1653]. В областных законах слово «рэтт» входит в такие словосочетания, как право бондов, право (права) короля, право собственности или наследования и т. д. Термины лаг (закон о…) и рэтт (право на…), впрочем, нередко совмещались или путались даже в кодексах, например, в законах Фростатинга (II:1).

Что касается управления главными тингами, то эти функции, как уже говорилось, выполняли выборные лагманы . Эта должность была необыкновенно уважаема в эпоху викингов, о чем, в частности, упоминается в «Саге об Олаве Святом» (гл. XCIV) и мн. др. Но такая или сходная с ней по функциям выборная должность – яркая деталь наследия родо-племенного строя была, конечно, значительно старше эпохи викингов и саг. Лагман избирался, как упоминалось выше, на три года, и он же, возможно, председательствовал на местном совете знатных [1654]. Он мог неоднократно переизбираться, так что некоторые лагманы оставались на этом посту многие годы. Лагман должен был назубок знать обычное право своего ланда, а также его сотен и четвертей и все правовые нововведения, которые были приняты на памяти данного поколения или запечатлелись в его исторической памяти; по мере необходимости он возвещал их на тинге. Согласно последовавшему письменному праву, лагманы все еще были обязаны «произносить» и разъяснять законы: ведь не все имели доступ к кодексу и вообще умели читать. Они же выносили судебные решения и должны были мотивировать их. Судя по ритмике правовых формул, известных по сагам, эти формулы, возможно, как бы выпевались или, во всяком случае, скандировались (см. ниже).

Нередко лагманы были создателями новых законов и инициаторами исправления старых. И вообще, эти весьма образованные и сведущие люди долго пользовались непререкаемым авторитетом. Во всяком случае, во время кодификации обычного права областей в XII – первой половине XIV в. почти всю работу возглавляли и/или непосредственно проводили лагманы, чем можно объяснить определенную консервативность многих областных законов, их ориентированность на обычаи, подчас весьма архаичные. Это обнаруживается при сравнении их с практикой, отраженной, например, в дипломах. Почти во всех кодексах подчеркивается (об этом уже говорилось выше), что речь идет отнюдь не о каком-то новаторстве, но, традиционно формулируя, о «старом добром обычае», установленном «умнейшими людьми древности». И что интересно, многие, недавно появившиеся установления, как обнаруживается при их сравнении с дипломами, в кодексы не вошли, хотя, будучи новыми, они не являлись общеизвестными. Правовые расхождения можно проследить как при переходах от повседневных обычаев к устному обычному праву, так и затем – от последнего к записи обычного права. Доказательство тому можно обнаружить, например, в материалах о наследовании или касающихся супружеских обязанностей, конкубината и развода.

Лагман избирался бондами на тингах из числа знатных людей и мог быть на тинге же и смещен. То, что лагманы, «законоговорители», относились к родовой знати, в эпоху викингов было обычным явлением (см. хотя бы «Сагу о Гуннлауге Змеином Языке») [1655]и, видимо, не новым. В Швеции Старший Вестгёталаг (старший извод этого областного закона, 1220) составлял и редактировал лагман ланда Эскиль Магнуссон (ум. 1227), старший брат регента и основателя династии Биргерсссонов-Фолькунгов ярла Биргера. Интересно, что в 1219 г. западногётские земли посетил Снорри Стурулсон, что, возможно, подвигло Эскиля на составление первого областного кодекса Вестергётланда. И только упландский областной закон, в отличие от всех остальных, хотя и был составлен местным лагманом (отцом св. Биргитты), но прошел и редактуру короля. Известно также, что знаменитый Снорри дважды был законоговорителем (1215–1218 и 1227–1231).