Игорь Молотов - Черная дюжина. Общество смелых

К осени были составлены три обращения с призывом начать восстановление разрушенных в 20-х — начале 30-х годов Казанского собора на Красной площади, храма Христа Спасителя, а также Сухаревой башни. Начав сбор подписей, удалось в короткое время собрать под каждым обращением более тысячи подписей. Обращения зачитывались на многих вечерах ВООПИК и «Памяти».

Также стоит отметить такой важный проект «Памяти», как участие в кампании против переброски северных и сибирских рек на юг, таившей для русского народа огромные экономические и социальные бедствия. Проект этот был разработан злейшими врагами России и предусматривал гибель целых российских областей. Русский Север должен был превратиться в пустыню. Многое из того, что русский народ создавал веками, предполагалось уничтожить в течение нескольких лет. Курировал преступный проект первый заместитель председателя Совмина СССР, член Политбюро ЦК КПСС Гейдар Алиев. Он настаивал на скорейшем развертывании работ, а чтобы русские не узнали о готовящемся против них преступлении, приказал засекретить все его детали. Тем не менее нашлись патриоты и в проектных организациях, и в Академии наук. Детали засекреченного проекта, размноженные на ксероксе, пошли по рукам. На собраниях общества «Память» подписывались обращения в ЦК КПСС и правительство. Были собраны многие тысячи подписей.

Васильев с возмущением говорил: «Вот что такое «Память». Я вам выкладываю, как бы, аспекты нашей деятельности, потому что рассказывать о том, что мы делаем или не делаем, — это будет нудно и скучно. Я хотел спросить хотя бы одного патриота, сколько камней заложил он в храм созидающегося сегодня Православия? — А мы восстанавливали десятки храмов, монастырей. Безвозмездно… Мы работали конкретно, вынося оттуда сор, чистя авгиевы конюшни и превращая их в светлые храмы. А что делали они? — Они шли по нашим следам и праздновали праздники в этих храмах, забывая вспомнить о том, кто расчистил им дорогу в этом «минном поле», кто дал возможность эти праздники справлять! Они об этом давно забыли. Разве это не презренные предатели?! — Презренные предатели! Иначе я их и не называю. Не сделав ни одного шага к спасению, они пользуются торжеством того, что сделали другие, расчистив им дорогу. Разве, это правильно? Разве это честно? Вся эта вшивая интеллигенция ходит и трепет мое имя в своих грязных устах…»

Тем не менее период восстановления церквей и храмов постепенно шел на спад. Тому причин было несколько. Во-первых, делами «Памяти» начали пользоваться с целью наживы, а во-вторых — после демонстрации на Манежной «Память» начала работу уже политическую.

— Мы думали, что восстановим одну церковь, другую, отработаем в монастыре, и это сплотит людей вокруг идеи, подвигнет их на более активную деятельность. В тот переломный момент эта работа действительно собирала многих людей, увеличивая надежду на скорое решение многих наших общих проблем. Но увы, наш альтруизм стал беззастенчиво эксплуатироваться ответственными чиновниками и некоторыми представителями церкви. Людей «Памяти» начали использовать в этом благородном начинании просто как бесплатную рабочую силу, устраивая на нашем труде выгодные реставрационно-восстановительные подряды. Средства по тем временам, надо заметить, выделялись на эти работы очень приличные. Мы стали понимать, что кто-то очень хорошо паразитирует на идее за наш счет, одновременно распуская о «Памяти» всевозможные грязные слухи. Но мы терпели и продолжали работать во славу Божию.

Между тем, — продолжает Дмитрий Васильев, — было уже очевидно, что проблему восстановления памятников культуры при помощи голого энтузиазма не решить, ибо когда мы восстанавливали один памятник или храм, десятки других по всей необъятной России быстро и тихо разрушали. Не хватало просто физических сил и людского потенциала. Нужна была официальная государственная политика в этой области. И эту работу мы тоже вели по мере сил. Но наши противники не дремали. Самое отвратительное, что те потоки грязи и клеветы, регулярно и обильно выливавшиеся на наши головы со страниц официальной прессы, радиопередач, телевизионных экранов, стали приниматься за чистую монету даже в церковных кругах. И это отвращение к себе как к изгоям, как к прокаженным мы стали ощущать все чаще и чаще.

В течение двух лет «Память» совершенно безвозмездно работала на восстановлении Толгского монастыря, что под Ярославлем. Трудились на самых грязных и тяжелых работах. За 2–3 дня выполняли месячные нормы. Восстановили кедровый бор из 270 кедров. Через наши листовки привлекали внимание всей России к нуждам Толгского монастыря. Находили меценатов, вели пропагандистскую работу среди местного населения. В дар монастырю преподнесли на престольный праздник Крест-голгофу, сделанный нашими мастерами, а также колокол и многое другое. И счастливы этим и взамен ничего не просим. Мы исполнили свой христианский долг. Через полгода, оказавшись в пути в роли паломников, мы не были даже допущены в Толгский монастырь на ночлег. Отношение к нам почему-то резко изменилось. По всей видимости, не обошлось без тайных интриг. Уставшие люди, в том числе женщины и дети, вынуждены были спать в автобусах лишь только потому, что мы из «Памяти».

И подобных примеров множество, — добавляет Васильев, — но мы не ропщем, не сетуем — Бог всем судья. А выводы сделать необходимо. Мы не хотим быть козлами отпущения или мальчиками для битья, слепыми батраками в чьих-то политических играх. На основе личного опыта мы наконец-то поняли, что бороться со следствием можно до бесконечности. Для того чтобы вылечить организм, необходимо уничтожить злокачественную опухоль прежде всего, а что проку отсекать метастазы. Сизифов труд не для нас. Однако чем пытливее и глубже мы проникали в тайный механизм русской трагедии, тем ощутимее чувствовали давление со всех уровней государственной власти. Оказывается, русский вопрос в нашем, прежде всего, русском государстве — табу. И тогда я сказал — господа, вы все превратились в информативных потребленцев. Вы все только жаждете знаний, чтобы вам все время давали что-то жарененькое. А давать отдачу, то есть как бы выражать сопротивление своей внутренней зрелостью, — на это вы не способны! Так вот, идите и созревайте! А когда поймете, что враг уже в ваших квартирах, и надо вооружаться и изгонять его оттуда, тогда, наверно, и буду нужен я, — заключает воевода.

Итак, 31 мая 1988 года состоялось историческое событие для «Памяти». На собрании в Донском монастыре «Память» решено было именовать по-новому, в названии появилось слово «фронт», и советом было решено ввести знаменитую черную форму, которая станет самым главным визуальным символом фронта «Память». Вскоре возникают отделения НПФ в различных русских городах — Новосибирске, Екатеринбурге, Липецке и др. Символом «Памяти» становится колокол, будящий спящую Россию.