Роберт Бартлетт - Становление Европы: Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950 — 1350 гг.

Это приравнивание норм поведения и культуры, определенных национальными факторами, к нормам международного монашеского ордена наглядно характеризует ситуацию на колониальных окраинах Европы. Когда в Ирландии белые братья, казалось, принялись за создание независимой конфедерации монастырей, похожей в чем-то на раннеирландскую монастырскую парухию (paruchia), и угроза радикальной адаптации к местным условиям стала казаться особенно близкой, то Генеральный собор цистерцианских каноников выслал на его усмирение Стефана Лексингтонского, то есть англичанина, прошедшего парижскую школу. Его задачей, по собственному выражению, было «добиться единообразия в ордене»; а методами ее осуществления были насаждение английских аббатов, подчинение ирландских братств английским и наступление на позиции национального языка.

Другой ареной этнических противоречий был двор правителя, и для этого также имелись глубинные причины. Даже в самых благоприятных условиях княжеский двор разительно отличался от окружающего общества развитием культуры в широком понимании, был средоточием протекционизма, зоной более высокого уровня потребления, космополитизма и моды, и все эти проявления легко вызывали на себя огонь критики со стороны церковников, пуритан и ретроградов. Если вдобавок господствующая часть двора, или даже сам правитель, принадлежали к нации и культуре иммигрантов, то этот потенциальный антагонизм мог приобрести еще более острый характер с выраженным этническим оттенком. По самой своей природе княжеский двор тяготел к тому, чтобы стать приютом для чужестранных элементов. Это был эпицентр династийной политики, что подразумевало передачу политической власти на основе не национальных, а семейных приоритетов. Соответственно, он то и дело испытывал на себе удары в виде сватовства к заморским невестам и появления чужестранных наследников. Само устройство правящего двора эпохи Средневековья, как затем и начала Нового времени, создавало условия, когда шотландцам приходилось вновь и вновь дожидаться своей Маргареты Норвежской, а испанцам — своего неведомого Карла Пятого.

Официальная политика Церкви, поощрявшей экзогамию, и настороженность в отношении браков с представителями местной знати, чреватых политической поляризацией, вели к тому, что многие правящие династии стремились к установлению внешних междинастийных связей через браки. Если молодая невеста, а значит, и ее многочисленные фрейлины, капелланы, слуги, а возможно, и братья, племянники, кузены и даже родители принадлежали к другой национальности, то следствием такого брака непременно становилась стремительная и кардинальная культурная переориентация двора. Например, после женитьбы Эдуарда I Английского на кастильской принцессе в его гардеробе появился испанский костюм с беретом, а старшего сына короля нарекли Альфонсом. В приграничных областях католического мира появление при дворе группы чужестранцев и приток переселенцев той же национальности создавали крайне нестабильную политическую ситуацию.

Неприязненное отношение местных аристократов к принцессе-иностранке нашло, например, свое яркое выражение в так называемой «Хронике Далимила», стихотворной летописи на чешском языке начала XIV века. Событием, давшим повод для выражения таких взглядов на брак правителя, стала женитьба герцога Удальриха (XI век) на чешской девушке-крестьянке. Герцог объясняет своим сподвижникам, почему он предпочел жениться скорее на простой крестьянке, чем на «дочери иностранного короля». Как явствует из самого текста, намек сделан на немецкую принцессу:

Таким образом, появление королевы-иностранки означало опасность насаждения чужой культуры, а кроме того, трения между молодыми принцами смешанной крови и исконной местной знатью. То была извечная проблема династийной политики. Например, в XI веке византийцы, по-видимому, воспротивились женитьбе сына императора на нормандской принцессе, ибо появление при дворе принцев смешанного происхождения могло открыть двери нормандской экспансии {802} 802 Geoffrey Malaterra, De rebus gestis Rogerii Calabriae et Siciliae comitis et Roberti Cuiscardi ducis fratris eius 3.13, ed Ernesto Pontieri (Rerum italicarum sciptores, n.s“ 5/1, Bologna, 1928), p. 64. . Опасения, звучащие в «Хронике Далимила», были высказаны от лица чешской знати как монолитной группы. Именно по их настоянию французская и люксембургская свита молодой Бланш Валуа, прибывшей в 1334 году в Богемию для бракосочетания с наследником чешского престола, была отправлена домой и заменена придворными-чехами. И все же опасения Далимила, похоже, оправдались. Бланш и ее свекровь, королева Беатриса, не слишком преуспели в изучении чужого языка: отмечалось, что «тот, кто не говорит по-французски, не может с ними общаться свободно» {803} 803 Peter of Zittau, Chronicon Aulae Regiae 3.2, 12, ed. Elmer, pp. 320, 331. .

Иностранные короли появлялись реже, чем королевы, зато в таких случаях осложнений в отношениях с местной правящей элитой бывало больше. В последующем фигура иностранного правителя в государствах средневековой Восточной Европы стала играть исключительно важную роль, поскольку национальные правящие фамилии фактически исчезли с исторической арены. В XIV веке местные королевские династии в Богемии, Польше и Венгрии вымерли. Пржемысловичи, Пясты и Арпады, то есть династии, которые в X и XI веках принесли своим народам христианство и тем обеспечили себе политическое выживание, в конце концов выродились. Последний представитель рода Арпадов, Андрей II, умер в 1301 году, последний Пржемыслович, Венцеслав III, — в 1306, а Пясты, сумев в 1320 году возродить единое Польское королевство, в 1370 остались без наследника престола по мужской линии. В результате короны Восточной Европы оказались доступны претендентам как из самого региона, так и из-за его пределов. На протяжении Позднего Средневековья Богемия и Венгрия управлялись последовательно французскими династиями, германскими, а затем местными аристократами, прежде чем перешли под власть Габсбургов. Польша пережила два более кратких по времени, но аналогичных по сути смутных периода в XIV веке, сначала — накануне возрождения королевства в 1320 году, а затем — между 1370 и 1386 годами, когда языческая литовская династия Ягеллонов (в лице великого князя Ягайло) приняла христианство и одновременно польскую корону.