В. Сиповский - Родная старина Книга 2 Отечественная история с XIV по XVI столетие

Стало быть, младшие братья уж никак не могли называться государями; они обязывались даже присягой держать великого князя господином «честно и грозно, без обиды». В случае смерти старшего брата младшие должны были подчиняться сыну умершего как своему господину. Таким образом, устанавливался новый порядок престолонаследия от отца к сыну. Еще при жизни своей Иван Васильевич приказал Василию заключить подобный договор с Юрием, вторым сыном своим; притом в завещании говорилось: «Если кто из сыновей моих умрет и не оставит по себе ни сына, ни внука, то удел его весь идет сыну моему Василию, а меньшие братья не вступаются в этот удел».

Все свое движимое имущество, или «казну», как тогда говорилось (драгоценные камни, золотые и серебряные вещи, меха, платья и прочее), Иван завещал Василию.

Иван Васильевич, этот великий собиратель Русской земли, почти довершил то дело, над которым раньше так упорно трудились московские князья. Московское государство выросло и окрепло уже настолько, что покончило с татарским владычеством, явилось могучим врагом Литвы и потребовало от нее возврата русских земель. Выросла и окрепла также и власть московского государя. Бьют челом ему, как верные слуги, не только потомки прежних дружинников — «вольных людей», но и потомки Рюрика и Гедимина, потомки своевольных удельных князей, в былые времена ни во что не ставивших великого князя; бьют челом, ищут службы и милости его и татарские царевичи, потомки тех, пред кем некогда трепетали русские великие князья. Теперь в глазах всех московский великий князь — государь-самодержец: он милостиво жалует того, кто умеет «служить и норовить» ему, казнит без пощады того, кто вздумает «своевольничать» и «высокоумничать».

Василий Иванович во всем следовал отцу; самодержавие теперь еще более усилилось: отец все-таки, бывало, советовался с боярами, допускал иногда и противоречие, а сын уже не терпел против себя, как говорили тогда, «встречи» (то есть противоречия) и к боярам был немилостив. Это и понятно. Бояре сильно недолюбливали его мать Софию за новые придворные порядки, радели в пользу Димитрия Ивановича, — Василий видел в них своих врагов. Доверялся он более людям незнатным — дьякам, которых привязывал к себе разными милостями; он только для виду давал на обсуждение Боярской думы дела, а решал их по-своему, советуясь с дворецким своим Шигоной Поджогиным да еще с двумя-тремя доверенными людьми из дьяков. Не угодить князю или в чем-нибудь перечить ему было очень опасно: в большой был силе и чести сначала князь Василий Холмский, да стал «высокоумничать» и попал за то в тюрьму; другой боярин — Берсень — осмелился жаловаться на то, что великий князь решает все дела «запершись сам-третей», и поплатился за то головою; у третьего — дьяка Федора Жареного за «неподобные и лживые слова» отрезали язык. Митрополит Варлаам чем-то не угодил государю и был свергнут. Словом, государева опала висела над головой каждого сановника: волей-неволей приходилось верно служить и норовить ему. Впрочем, Василий Иванович не был жесток: смертных казней при нем было не особенно много; но он считал нужным держать бояр в страхе. С именитых бояр он брал записи, что они не уйдут от него со службы; если же кто пытался бежать — с того он брал в наказание большую денежную пеню, отдавал виновного на поруки другим боярам, которые должны были платить большие деньги в случае его бегства. Василий Иванович к своим братьям относился ласково и милостиво, но при них были люди, которые доносили ему о каждом их шаге; но он не знал милости там, где видел себе помеху или опасность: племянник его и соперник, Димитрий Иванович, содержался в строгом заключении и, по словам летописца, умер «в нужде и тюрьме» в 1509 году.

Подобно отцу, Василий Иванович заботился о великолепии двора и об украшении Москвы красивыми постройками. Он увеличил число придворных сановников. Во время торжественных приемов возле него стояли рынды (телохранители), избранные из самых красивых знатных юношей. Одетые в белое атласное платье, они очень нравились народу и иноземцам. Подобно отцу, Василий старался привлекать к себе на службу знающих иноземцев: лекарей, зодчих, литейщиков и прочих. В некоторых городах (Нижнем Новгороде, Коломне, Туле и других) были построены каменные крепости; в Москве сооружено несколько новых красивых церквей. Архангельский собор был окончательно достроен, а Успенский — украшен, по словам летописца, такою чудною живописью, что великий князь, святители и бояре, вошедши в храм, воскликнули: «Мы видим небеса!».

Самым важным делом Василия Ивановича было уничтожение последних уделов.

Очередь была за Псковом. Уже Иван Васильевич приучил Псков к повиновению, забрал его в руки; но все же там держались еще вечевые порядки. Василий Иванович назначил туда наместником князя Репню Оболенского. Новый наместник был совсем не по душе псковичам: не обращал он никакого внимания на вече и обычаи псковские, притом, по словам летописца, «лют был до людей». Осенью 1509 года великий князь прибыл в Новгород. Псковичи послали к нему своих бояр и посадников с жалобой на наместника, что он и люди его обижают народ.

— Хочу жаловать и оборонять свою отчину, как делали отец и деды наши, — сказал им великий князь, — если придет много жалоб на моего наместника, я его обвиню.

Посадники были отпущены. Жаловался великому князю также и наместник, что и псковичи не воздают ему должной чести. Посланы были окольничий и дьяк в Псков — выслушать порознь жалобы Оболенского и псковичей и попробовать помирить их. Посланные ничего не могли поделать. Тогда Василий Иванович приказал явиться к себе в Новгород наместнику и всем жалобщикам на него.