Николай Егорычев - Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном

– Ну а что просить у правительства будете?

Он ведь понимал, что пригласили мы его неспроста. В результате Москва получила валюту на строительство еще нескольких подобных предприятий и решила в то время острую житейскую проблему для большинства московских семей. Мы знали, что Косыгин не любил попрошайничество, но если он убеждался, что люди работают, стараются решать острые проблемы, то в этом случае никогда не отказывал в помощи и поддержке.

В декабре 1964 года на пленуме ЦК рассматривался вопрос о плане на 1965 год. Косыгин сделал часовой доклад, удивив всех нас тем, что докладывал, не пользуясь написанным текстом.

Члены ЦК, как обычно, в своих выступлениях обращались с различными просьбами к правительству. Мы же выбрали иную тактику. В своем выступлении я предложил поддержать план правительства. Сказал, что Москва не обращается с просьбами не потому, что у нас нет проблем, а потому, что у правительства нет возможности все наши проблемы решить. Добавил, однако, что некоторые вопросы мы поставим перед правительством позднее и только в случае перевыполнения предприятиями Москвы плана по выпуску продукции в первом полугодии.

На следующий день он сам позвонил мне, поинтересовался моим мнением о своем докладе на пленуме ЦК и одобрил мою форму обращения в правительство. А то, говорит, все просят, а сами никаких обязательств на себя брать не желают.

В начале июля я пришел к Алексею Николаевичу, доложил, что промышленность Москвы за первые полгода выпустила сверхплановой продукции более чем на 100 миллионов рублей, в том числе большое количество товаров народного потребления.

– Что просите? – тут же задал он вопрос. – Я ведь помню нашу договоренность.

– Совсем немного, – говорю, – 15 миллионов рублей дополнительно на строительство Метрополитена. Мы идем с хорошим перевыполнением плана, но нам эти деньги нужны позарез именно сейчас.

– Дадим, – пообещал Алексей Николаевич и добавил: – Мы верим москвичам. Видим, что правильными делами занимаетесь, и будем помогать в их выполнении, тем более что просьбы ваши всегда скромные и обоснованные.

Как-то хотелось работать еще лучше, когда чувствовались такая поддержка и понимание.

Были и такие случаи, которые просто обезоруживали. В начале 1965 или 1966 года (точно не помню) мы неофициально узнали, что в стране могут быть трудности с сахаром в разгар ягодного сезона. Подсказали, чтобы торговая сеть, общественное питание исподволь образовали резерв сахара на своих складах, в магазинах и столовых, так как в начале года сахар был в достатке. И действительно, трудности эти появились. Но Москва к ним была готова.

Вдруг звонит А. Н. Косыгин:

– Почему москвичи молчат, не просят сахар?

Я ему объяснил нашу маленькую хитрость. Он посмеялся и говорит:

– А ведь я для Москвы кое-какой резерв сахара припрятал.

Вот такие отношения были у нас, москвичей, с А. Н. Косыгиным.

Долгие сорок лет Алексей Николаевич Косыгин входил в состав руководства партии и государства. Годы культа Сталина, волюнтаризма Хрущева, годы застоя при Брежневе – мало кто в его положении выдержал бы все трудные испытания тех лет, не сломался, держался с достоинством, сохраняя при этом высочайшую интеллигентность, человеческую простоту и доступность.

Невольно задаешься вопросом: как удалось ему так честно и с такой пользой для страны пройти свой долгий, трудный и богатый жизненный путь?

Мне не приходилось видеть его в работе в сталинские времена, а вот во времена Хрущева, Брежнева я не знаю ни одного случая, чтобы Алексей Николаевич хотя бы в самой незначительной мере унижался перед этими лидерами. Я не знаю также ни одного случая, чтобы он кого-то унизил. Он мог быть строгим, требовательным, совершенно не терпел некомпетентности, но всегда уважал человеческое достоинство. Я не знаю ни одного случая, чтобы он лично, прямо или косвенно, был замешан в каких-либо нарушениях законности или репрессиях в сталинские времена и позднее.

Косыгина можно упрекнуть в том, что он не мог не видеть всего того, что происходило в эти годы вокруг него, что он не пытался активно вмешиваться, чтобы в нашем обществе меньше было перекосов, жестокости и беззакония. Но он шел своим путем. Это был путь честного человека и гражданина. Алексей Николаевич Косыгин никогда в своем поведении не допускал нечестной игры. Не красивыми речами, а делами своими он завоевал прочный авторитет, оставил добрую о себе память не только среди тех, кто с ним работал, но и в народе нашем.

Добрые дела не забываются…

Итак, после октябрьского пленума ЦК 1964 года к руководству партией и страной пришел новый лидер. С первых же дней Л. И. Брежнев заботился об укреплении своего авторитета. Здесь все средства были хороши, в том числе и негодные.

Должен сказать, лично у меня поначалу с Брежневым сложились достаточно хорошие отношения. Я часто встречался с ним, высказывал свои предложения, замечания и даже свое несогласие с чем-то. И он выслушивал, иногда советовался и даже просил помочь.

Как-то приглашает меня и говорит:

– Слушай, Коля, как только мы проводим заседание политбюро, на следующий день вся Москва говорит о том, какие вопросы там обсуждались. Может, ты там посмотришь?

Я передал разговор с Брежневым своему начальнику госбезопасности МГК. Через несколько дней он приходит ко мне расстроенный:

– Мы нашли, откуда идут слухи. Сидит в гостинице «Южная» коридорная. Информация о разговорах на политбюро идет от нее.

– Послушайте, ведь эта гостиница, мягко скажем, не самая лучшая.

– Да, но, оказывается, эта симпатичная барышня знакома с дочерью Брежнева Галиной и бывает у них в семье.

Я прихожу к Брежневу и докладываю:

– Гоните из своей семьи эту барышню!

Вижу, он побагровел.

– Да вы не волнуйтесь. Я уже приказал – все материалы сожгли.

Но манера доверительных отношений служила чаще всего удобной ширмой. Многие из нас, как выяснилось, поначалу неверно оценивали Брежнева. На поверку он оказался не тем, за кого выдавал себя, а человеком весьма амбициозным.

Вскоре после октябрьского (1964 года) пленума Брежнев пригласил всех первых секретарей ЦК компартий республик, а также Москвы и Ленинграда принять участие в праздновании сорокалетия Узбекской ССР. Накануне официального торжества человек восемь из нас ужинали в его резиденции. Разумеется, главной темой разговора был только что прошедший октябрьский пленум ЦК. Обсуждали, как дальше жить будем.

Я откровенно говорил о необходимости коренных изменений в деятельности ЦК, его Президиума, о роли аппарата ЦК, то есть обо всем том, что Брежневу было известно от меня еще до пленума. Другие участники ужина поддержали меня. Неожиданно для всех Брежнев обиделся. Посчитал, что все это направлено против него лично, и в запальчивости заявил: