Николай Егорычев - Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном

Несомненно, Косыгин понимал всю сложность ситуации и всеми имеющимися в его распоряжении средствами старался как-то уменьшить возможный ущерб от неразумных решений. Именно поэтому практически вся его конкретная деятельность на посту председателя Совета министров СССР была рациональна и оценивалась положительно в стране. Так же она оценивалась и москвичами.

Косыгин постоянно проявлял особую заботу о положении дел в Москве, решении как больших, так и малых проблем, хотя в многомиллионном городе малых проблем не бывает. Он не топил их в бесконечных согласованиях и совещаниях, что является характерным для любого бюрократического аппарата, когда месяцами, а то и годами приходится ходить по разным ведомствам и начальникам, которые не отказывают, но и не помогают, да еще и показное сочувствие проявляют. Все отработано!

Косыгин был не таким. При его феноменальной памяти в сочетании с огромным опытом государственной деятельности он блестяще знал положение дел в стране, в том числе и в Москве. Приходилось удивляться тому, что он всегда был готов со знанием дела обсуждать любой вопрос по Москве. Как правило, он четко излагал свою позицию. Если положительное решение принять не мог, то честно и прямо говорил об этом, излагал причины отказа. Не надо было попусту время тратить, а сразу искать другие подходы к вопросу.

И еще одна примечательная черта его характера. Если его оппонент хорошо знал вопрос, он мог смело отстаивать свою точку зрения, не соглашаться, спорить, выставлять контраргументы. Это было в порядке вещей. Таких работников он уважал и ценил. Но когда кто-то вступал с ним в спор, не зная толком существа вопроса, вот тут Алексей Николаевич был непримирим, не стеснялся уличить в некомпетентности руководителя любого ранга, будь то министр или даже его собственный заместитель.

Как-то, кажется, в 1965 году, долго стояли сильные морозы. Тепловые станции Москвы оказались фактически без топлива. Давление газа упало, запасов мазута оставалось на полтора дня. Эшелоны со смерзшимся, как монолит, углем стояли на подступах к ТЭЦ. Их можно было разгружать только вручную, разбивая уголь ломами или отбойными молотками. Тысячи солдат были заняты круглосуточно на этой работе. Министерство энергетики и электрификации СССР оказалось совсем неготовым к такой ситуации. Положение казалось безнадежным, однако москвичи даже не догадывались об этом.

На экстренном заседании Совмина Косыгин был беспощаден в оценке действий министерства, а его предупреждение министру П. С. Непорожнему было сделано хотя и в корректной форме, но могло быть для него последним, повторись подобная ситуация.

В те далекие шестидесятые годы вопрос об отношениях с властью в Москве как-то даже не возникал. Отношения и внутри Москвы, и с Совмином СССР строились спокойно и деловито. Косыгин всегда с пониманием рассматривал все наши обращения и старался помочь столице. В свою очередь и город помогал правительству, когда оно нуждалось в этом. То есть было взаимное понимание и уважение, никакой необходимости в специальном законе о статусе столицы не требовалось. Можно было бы припомнить многие десятки, а может быть, и сотни примеров такой работы, ведь проблемы в таком гигантском городе, как Москва, возникают постоянно.

В 1964 году Госплан и Госстрой СССР очень противились принятию постановления об утверждении технико-экономических обоснований (ТЭО) нового Генерального плана развития Москвы. Генплан столицы был рассчитан примерно на двадцать лет и требовал значительных средств. Мы шли даже на вариант, который не фиксировал бы жестко сроки выполнения всего намеченного. Важно было утвердить перспективу, определить основные направления развития столицы.

Аппаратное торможение грозило тем, что на долгие годы Москва могла оставаться без Генплана, то есть шли бы бесконечные баталии, где и когда, например, строить новые линии метрополитена, какими путями вести реконструкцию промышленности, жилищное строительство, решать сотни других проблем.

На первой же встрече с Косыгиным, только что утвержденным председателем Совета министров СССР, я подробно доложил ему существо вопроса и был приятно удивлен тем, как доброжелательно он отнесся к нашим заботам и как быстро ухватил существо вопроса. После этого ТЭО Генплана Москвы прошло по «зеленой улице», и вскоре было принято решение о его утверждении.

В это время мы переходили от строительства пятиэтажных домов к многоэтажным. С деньгами было туго, но хотелось строить более благоустроенные квартиры. А тут подвернулся случай создать новые производства, в частности, по выпуску столярных изделий и качественного линолеума на западном оборудовании. Кое-как наскребли валюту, но дополнительно требовалось более 60 миллионов рублей так называемых строймонтажных капвложений.

Запросили помощи у правительства. Госплан, Госстрой и другие организации нас не поддержали. На заседании Совмина СССР Косыгин поначалу поставил вопрос об отказе в нашей просьбе. Пришлось идти на крайнюю меру. Я заявил, что заместители председателя Совмина товарищи Байбаков, Новиков, министр финансов Гарбузов (а все они сидели за столом президиума) и другие не разобрались сами с нашей просьбой, доверились своим помощникам, а те их подвели. Поэтому попросил Косыгина решение не принимать, а лично разобраться в этом вопросе. Так и было сделано.

Буквально на следующий день утром Алексей Николаевич позвонил мне и попросил познакомить его с предприятиями стройиндустрии Москвы. Целый день он ездил по заводам. Все ему нравилось. Он подробно вник в наши проблемы и твердо обещал поддержать просьбу о выделении дополнительных капитальных вложений. Я же в свою очередь извинился за свое бестактное поведение на заседании Совмина, сказал, что пошел на это сознательно, чтобы спасти дело.

Несколько позднее мы пригласили Алексея Николаевича посмотреть строительство новых жилых домов, а затем изложили наши соображения, каким путем можно было бы еще повысить качество квартир. Чтобы мало-мальски поправить дело, надо было поднять стоимость одного квадратного метра на 25–30 процентов. Таких средств у правительства не было. Косыгин откровенно об этом сказал, но пообещал в следующем году все же добавить процентов 10–12. И помог.

К Косыгину можно было обращаться и по сравнительно небольшим проблемам. Одной из них были трудности в Москве со стиркой белья и химчисткой. Построили мы тогда хорошую фабрику прачечную-химчистку в Таганском районе с американским оборудованием. Пригласили Алексея Николаевича посмотреть. Он приехал, остался доволен и уровнем технологии, и организацией работы на этом предприятии. И, лукаво улыбаясь, спросил: