Николай Лузан - Сталин. Операция «Ринг»

Тот держался как свой в компании именитых германских спортсменов: любезничал с дамами и обменивался репликами со Шмелингом. По мере того как пустели блюда на столах и приближался комендантский час, пустел и банкетный зал. Миклашевский и Шмелинг не стали засиживаться и после танца направились в гардероб. Курт с Шульцем последовали за ними и, держась на расстоянии, сопроводили на улицу.

В этот поздний час Берлин производил жутковатое впечатление. В тусклом лунном свете он походил на город-призрак. Редкие прохожие робкими тенями скользили по улицам и спешили поскорее скрыться в подъездах. Движение машин резко упало, и это облегчало слежку за «опелем», в котором ехали Миклашевский и компания. Первую остановку они сделали неподалеку от Бранденбургских ворот – из машины вышли Шмелинг и дамы, следующая произошла у ворот зондерлагеря Восточного министерства. Курту с Шульцем только и оставалось, что проводить взглядами Миклашевского до КПП, но зато они теперь знали, где его искать.

На следующий день, едва только забрезжил рассвет, группа Курта заняла позицию у КПП зондерлагеря Восточного министерства. С точностью истинного арийца в 7:45 Миклашевский появился на проходной, сел в поджидавшую машину и выехал в сторону Александерплац. По уже известному маршруту разведчики сопроводили его до спортивного клуба «Сила через радость». Герман проехал дальше, свернул на стоянку перед строительной конторой и остановился. Курт и Шульц, устроившись поудобнее, вполглаза наблюдали за происходящим. Ничего примечательного не происходило, пока не подъехал черный «хорьх». Из него вышли трое лощеных эсэсовцев и, о чем-то оживленно переговариваясь, вошли в клуб. Их появление насторожило разведчиков.

– Интересно, а что этой несвятой троице в клубе делать? – задался вопросом Шульц.

– Скорее слугам дьявола. Сволочи! – процедил Герман.

– Какая к черту разница! Зачем они приехали? Ну не морды же бить? – пытался понять Курт.

– Этим они занимаются у себя в подвалах, и по ночам, – буркнул Шульц.

– А если облава или арест? – предположил Герман.

– Втроем? – усомнился Шульц. – Нет, эти собаки стаями набрасываются.

– Парни, вот только не надо себя накручивать! И без того тошно, – положил конец спору Курт и объявил: – Продолжайте наблюдение, а я разведаю!

– Так, может, мне пойти с тобой на подстраховку? – вызвался Шульц.

– Нет, оставайся здесь! – отказался Курт, вышел из машины и направился к клубу.

На входе его никто не остановил. Он спустился в гардероб, сдал верхнюю одежду и поднялся в буфет. Среди посетителей ни Миклашевского, ни эсэсовцев не оказалось. Заказав себе кофе с бутербродом, Курт занял место за центральным столиком и стал прислушиваться к разговорам, но ничего тревожного не услышал. В основном обсуждался предстоящий международный боксерский турнир, звучали фамилии Шмелинга, Пиляса, Фратти, Пераца и Миклашевского. Знатоки и праздные зеваки обсуждали их шансы занять первое место.

Допив кофе и съев бутерброд, Курт отправился на поиски Миклашевского и нашел его в спортивном зале. Шла утренняя тренировка, на двух рингах боксеры-соперники оттачивали удары и отрабатывали тактические приемы перед предстоящими поединками. С трибун за ними наблюдали немногочисленные специалисты и праздные зеваки. Ближе к первому рингу расположились три эсэсовца и что-то оживленно обсуждали. По их жестикуляции Курт догадался: они не дилетанты в боксе. Поискав взглядом Миклашевского, нашел его в дальнем конце зала. Он отрабатывал удары на боксерской груше. Его вид не впечатлил Курта. У Миклашевского не было рельефной мускулатуры, а его ударам, казалось, не хватало мощи. Сообщения в берлинских газетах о том, что он был одним из сильнейших советских боксеров, вызывали у Курта все большее сомнение.

«Балерина, а не боксер», – скептически оценил он Миклашевского и нашел подтверждение своему выводу в тонких чертах лица Игоря, которого будто и не касались сокрушительные удары, в гордой посадке головы, открытой для атаки соперника. Закончив разминку, Миклашевский поднялся на ринг. К нему присоединился спарринг-партнер. Коренастый, с словно вросшими в пол ногами-тумбами, с бычьей шеей, он выглядел настоящим панчером. Против такого, как полагал Курт, трудно было устоять не только Миклашевскому, но и более физически крепкому боксеру. Не прошло и минуты, как ему пришлось изменить свое мнение. На ринге с Миклашевским произошло удивительное преображение. От казавшегося внешне рафинированного интеллигента не осталось и следа, он походил на пантеру – стремительную в своих выпадах и неуловимую для ударов противника.

Бой привлек внимание публики. Трибуна оживилась, и с нее все чаще звучали одобрительные возгласы. Это подхлестнуло боксеров, они завелись, и бой-тренировка приобретя бескомпромиссный характер. Курт, сам в прошлом борец, наблюдал за схваткой со все возрастающим интересом. Хорошо зная по себе, что лучшего способа познать и проверить характер, чем подобное испытание, не найти, он пытался просчитать Миклашевского.

Тот не просто заученно грамотно двигался по рингу, а порхал, словно бабочка, плел замысловатые кружева и постоянно ставил противника в тупик. Миклашевский не ввязывался в ближний бой, а с дальней дистанции стремительными острыми, как выпад шпагой, ударами разил противника. Это выводило панчера из себя, и его перчатки все чаще со свистом разрывали воздух. Миклашевский же сохранял выдержку, продолжал раскручивать свою карусель и наращивал преимущество. Неприязнь, еще несколько минут назад владевшая Куртом, сменилась на симпатию. Интуиция и профессиональный опыт укрепляли его уверенность в том, что Миклашевский свой. Он не изменил и не перешел на сторону фашистов, а продолжал в одиночку вести с ними тонкую игру. Игру, в которой предстоящий турнир-вызов должен стать сигналом для Москвы: «Я жив и готов к выполнению задания».

Тренировка-бой закончилась, и боксеры отправились в раздевалку. Курт не стал возвращаться к машине, а решил рискнуть выйти на прямой контакт с Миклашевским. «Крыша» спортивного репортера, которая помогла ему во время новогоднего банкета, служила удобным прикрытием. Перехватив Миклашевского на выходе из раздевалки, Курт, представившись журналистом берлинской газеты Der Angriff, попросил об интервью, и боксер охотно согласился. Они прошли в буфет. Курт заказал баварское пиво и сосиски. Миклашевский отказался от пива. Война и связанные с ней испытания не изменили его привычек, он по-прежнему не употреблял спиртного. Курт не стал настаивать, и они сошлись на кофе с молоком. Искать предлог для начала беседы не пришлось, он висел перед глазами – афиша, с которой улыбались участники международного турнира по боксу. Кивнув на нее, Курт многозначительно заметил: