Валерий Золотуха - Великий поход за освобождение Индии

- Добровольно под расстрел идти?!

- А может, на войну спишут, а?

- Спишут! Я видел, как списывали...

- Я все рассчитал, Петь! Отсюда до Бомбея поездом, там на пароход кочегарами, а там через Черное море в Крым переправимся, лошадей купим и...

- Теперь другая война, Иван! - оборвал Новика Колобок. - Да и, пока дойдем, германец уже Москву возьмет, это и дураку ясно.

- Так тогда мы и пригодимся! - воскликнул Иван. - Погуляем по тылам! Неужто мы колбасникам этим, душам гороховым, на своей земле сопатку кирпичом не натрем?! - Иван замолк, успокаиваясь, и прибавил тихо с надеждой: - А нас за то, может, обратно пустят...

Колобок молчал, опустив голову.

- Я ж все-таки со Сталиным выпивал, я б его попросил за всех наших...

Колобок поднял голову.

- Ты Ленина просил один раз подмогу нам прислать!

- Ленина не трожь, - нахмурившись, предупредил Иван. - Чего ты про Ленина знаешь?..

- Знаю... Ты с какого года в партии? - спросил Колобок с напором.

- С двадцать третьего, а что?

- А я с восемнадцатого! Поболе твоего знаю! У мен три ранения, четыре контузии, две почетные грамоты от товарища Троцкого!

- орал Колобок.

- Ну и засунь их себе в задницу!

- тоже заорал Новик.

Стало вдруг тихо.

- Ты, Иван, не груби, - тихо попросил Колобков. - Хоть ты и сикх, в своем дому я тебе грубить не позволю... Сколько я горбил, наживая все это? Шестеро детишков, две жены, почет кругом, уважение - и теперь все брось?

- Петр...

- И не Петр я, а Сулейман.

- Не поедешь?

- Нет.

Иван громко и даже как будто облегченно вздохнул.

- Ну, на нет и суда нет.

Он потянулся к своей поклаже, сунул в нее руку, вытащил бутылку рисовой водки и, ничего не говоря, стал деловито выбивать пробку. Колобков поднялся, вышел и тут же вернулс и поставил на стол блюдо с холодным, нарезанным кусками мясом.

- Убери, я конину не ем. - Иван наливал водку в свою пиалу.

- Да это не конина, баранина.

- Все равно убери.

Иван осторожно подносил ко рту наполненную до самых краев пиалу, а Колобок, страдальчески сморщив лоб, наблюдал.

- Иван! - остановил он Новика.

- Чего? - осторожно, чтобы не расплескать, спросил Иван.

- Мне чего же не налил? Или гребуешь с мусульманином?

- Почему гребую? - Иван не отводил взгляда от водки. - Тебе Аллах не велит.

- Он вино не велит! Про водку он ни слова!

Колобок торопливо налил себе. Они молча чокнулись и медленно, с чувством выпили.

Хмельной и деловитый, Иван вошел в низкое и душное здание вокзала. У окошек билетных касс плотно и неразъемно сбилась толпа. Иван покрутил ус, поправил на боку саблю и решительно двинулс вперед. Он пытался втиснуться в толпу с одной стороны, с другой, с третьей, но сделать это оказалось невозможно. И Новик взъярился вдруг, схватил за шкирку и выкинул из толпы одного, оторвал другого, свалил под ноги третьего, но четвертый оказался парнем крепким. К тому же он тоже был сикх.

- Мне нужно уехать в Бомбей! - закричал Новик и вытащил до половины саблю из ножен.

Сикх мгновенно выхватил из-за пояса большой кинжал. Мгновенно же вокруг них образовалось пустое пространство. Иван понял, что переборщил, бросил саблю в ножны, повернулся и пошел прочь.

- Черти нерусские, - пробормотал он в усы, выходя на улицу.

Иван долго не замечал, что за ним идет полный, хорошо одетый молодой человек и смотрит то на Иванову саблю, то заглядывает через плечо в лицо, в самые глаза. Иван повернулся и зло посмотрел в ответ. Молодой человек поприветствовал его и сказал дрожащим от волнения голосом:

- У меня дома есть билет до Бомбея.

Иван сидел на краю кресла в большой красивой гостиной и с почтением разглядывал развешанные по стенам фотографии знатных господ в дорогих рамках. Взгляд его задержался на самом большом, центральном портрете. Иван поднялся и подошел ближе. Удивленно и пристально он вглядывался в полное и властное лицо мужчины в халате, чалме-тюрбане, с саблей на боку. Иван узнал его.

Это был Ахмад Саид-хан, которого он убил почти двадцать лет назад трем ударами куттара в живот.

Иван был так удивлен, что не слышал, как молодой человек подошел сзади, и сильно вздрогнул, когда тот тронул его за плечо. Молодой человек улыбался, но в глазах его стояли слезы. Коротко и резко двинув внизу рукой, он воткнул куттар в живот Ивана. Новик глубоко вздохнул и, задержав дыхание, не двигался, улыбаясь и глядя виновато.

Молодой человек вытащил кинжал.

Иван облегченно выдохнул, и кровь густо окрасила его живот и ноги.

- Я хотел... - сказал Иван по-русски, но молодой человек воткнул кинжал во второй раз.

После третьего удара Иван упал.

Молодой человек стоял на коленях перед портретом отца и, захлебываясь слезами, обращался к нему:

- Отец, дело моей жизни исполнилось! Я убил его, отец, убил, посмотри, вот он лежит у твоих ног!

Молодой человек оглянулся и не обнаружил Новика. Кровавая дорожка тянулась к двери.

Молодой человек кинулся туда и увидел Ивана. Тот полз на четвереньках к выходу, и черная кровь хлестала из его живота, как из дырявого ведра.

Молодой человек толкал перед собой тележку.

В ней лежало что-то, укрытое циновкой, сквозь которую просачивалась кровь.

Здесь был Мертвый город - полуразрушенные пустынные остатки древнего города.

Молодой человек остановился у одной из невысоких стен, вывалил тяжкую ношу на землю, а сам стал собирать камни, чтобы забросать ими убитого. Молодой человек старался не смотреть на окровавленный труп, но что-то заставило его сделать это.

Иван смотрел на него и нахально подмигивал.

Молодой человек закричал в истерике, выхватил нож, подскочил и выковырнул один глаз, потом другой и бросил их в пыль в разные стороны, отсек уши и воткнул нож в шею, чтобы отрезать голову, но вдруг услышал детский голосок, чистый и безмятежный. Это была девочка-индианка, тоненькая и очень смуглая. Напева детскую песенку, она не испугалась и даже, кажется, не удивилась. Гляд на молодого человека доверчиво и спокойно, она попросила:

- Не убивай его. Он мой муж.

Она выкопала в земле ямку, приподняв намотанный вокруг узеньких бедер шелк, помочилась в нее и стала месить руками красную землю, как месят хозяйки тесто, продолжая напевать.

Подобрав с земли Ивановы уши, она стала пристраивать их к голове, но перепутала и смущенно засмеялась. Исправив ошибку, она прикрепила уши, приклеив их липкой грязью на свое место. Откинувшись назад, полюбовалась своей работой, подобрала один лежащий рядом Иванов глаз и встревоженно посмотрела по сторонам в поисках другого. Сумерки опускались на Мертвый город...

Камбейский залив.

1961 год.

По голубым счастливым водам Камбейского залива летела лодка под большим треугольным парусом. На носу лодки сидел неподвижно и смотрел вперед большой черный пес. На корме стоял на одном колене старый, худой, высушенный солнцем и просоленный морем индиец. Из одежды на нем была лишь набедренная повязка да еще повязка, сделанна из полоски змеиной кожи, прикрывающая пустую левую глазницу, если можно, конечно, назвать это одеждой. Рядом с лодкой, привязанная шелковым шнуром за хвост, плыла рыба-прилипала.