Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

С первых дней введения в действие УК 1922 г. практика более всего стала расценивать ст. 49 как норму, устанавливающую дополнительное наказание в виде высылки, присоединяемой к лишению свободы в отношении лиц, совершивших вполне конкретное предусмотренное УК преступление [652]. В 1923 г. ст. 49 в чистом виде была применена к 835 чел. или к 0,1 % всех осужденных [653], а в 1924 г. – к 171 чел. [654]

При обсуждении проекта УК РСФСР 1926 г., который в первоначальной редакции полностью воспроизводил в ст. 36 положения ст. 22 Основных начал [655], комиссия ВЦИК на II сессии XII созыва, а затем и делегаты сессии высказались за исключение из Кодекса ст. 36.

Согласно директивному письму НКЮ и Верховного Суда РСФСР от 15 января 1927 г. ст. 7 УК РСФСР 1926 г. [656]нельзя толковать как разрешающую судам применять любые меры социальной защиты к тем или иным лицам не за совершенные ими преступления, а за их связь с преступной средой или за прошлую деятельность. В этих случаях возможно лишь вынесение предостережения, допускаемого и в отношении оправданных (ст. 43 УК РСФСР 1926 г.).

Таким образом, как показывает даже краткий обзор истории создания ст. 49 УК 1922 г., ст. 22 Основных начал и ст. 7 УК 1926 г., и в особенности практика их применения, эти нормы в целом не противоречили основному признаку преступления. Положение о том, что преступно и наказуемо лишь общественно опасное деяние, было четко закреплено в определении Уголовно-кассационной коллегии Верховного Суда РСФСР (1925 г.): «…ни мысль, ни желание в уголовном порядке ненаказуемы, а лишь действия, непосредственно направленные к осуществлению преступного замысла» [657].

12 июля 1946 г. Пленум Верховного Суда СССР принял принципиальной важности постановление, в котором разъяснялось, что в соответствии с Законом о судоустройстве СССР ст. 22 Основных начал должна считаться отпавшей. «Установленные законом меры уголовного наказания, в том числе ссылка и высылка, могут быть применены в судебном порядке по приговору суда лишь в том случае, если подсудимый признается тем же приговором виновным в совершении определенного преступления» [658].

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. в ст. 3 с предельной четкостью устанавливают: «Уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, то есть умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние.

Уголовное наказание применяется только по приговору суда».

Статьи 3 и 7 Основ решительно кладут конец всем кривотолкам относительно понятия преступления: это общественно опасное и противоправное деяние. Ни умысел, ни его обнаружение такими деяниями не являются.

Известная опасность неправильного привлечения к уголовной ответственности не за деяния, а за мысли и их высказывание существует при применении норм о преступлениях, которые совершают ся произнесением или написанием определенных фраз или речей. Для избежания ошибок в квалификации такого рода преступлений в действующем законе четко определены их признаки (антисоветская агитация и пропаганда, угроза, вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность и др. – всего только 7 % от общего числа норм по УК РСФСР). Характерна в этом отношении конструкция состава антисоветской агитации и пропаганды (ст. 58 10УК РСФСР 1926 г. и ст. 70 УК РСФСР 1960 г.). Известно, что во времена грубых нарушений законности обвинение в совершении этого преступления широко использовалось охвостьем Берия для расправы с честными советскими людьми. Нынешняя норма об ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду – в отличие от прежнего закона– требует для наличия признаков этого преступления цели подрыва или ослабления Советской власти. Тем самым исключается возможность привлечения к уголовной ответственности за высказывание, например, отрицательного мнения о тех или иных качествах отдельных руководящих лиц [659]. Не могут быть признаны антисоветской агитацией высказывание намерения совершить государственное преступление, упадочнических аполитичных положений в силу, например, общей отсталости и малограмотности лица, распространение политически невыдержанных анекдотов [660], если эти действия не подпадают под признаки ст. 190 1УК РСФСР.

В настоящее время органы дознания ведут большую работу по предотвращению преступлений, в том числе предупреждая задуманные и пресекая уже начавшиеся. При этом в практике органов дознания и в литературе не всегда проводится четкое различие между сформированием умысла, обнаруженного вовне, не образующего состава преступления, с одной стороны, и приготовлением, а также покушением, являющимися видами неоконченного преступления – с другой. Между тем пресечение преступления на стадии сформирования умысла не влечет каких-либо правовых последствий для лица, обнаружившего такой умысел, ибо сформирование умысла и обнаружение его преступлением не является. Пресечение же преступной деятельности на стадии приготовления, а тем более покушения должно влечь за собой возбуждение уголовного дела. Конечно, воз бужденное дело может быть затем прекращено в связи с передачей виновного в товарищеский суд или на поруки, либо прекращено за малозначительностью [661]. Однако смешивать сформирование умысла и неоконченное преступление нельзя.

В судебно-следственной практике после принятия новых уголовных кодексов иногда допускались ошибки в применении ст. 227 УК РСФСР (посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов) и ст. 142 (нарушение законов об отделении церкви от государства). В своем постановлении от 14 апреля 1965 г. «О работе судов РСФСР по рассмотрению дел в отношении служителей культов, участников сектантских и других религиозных организаций и групп» Верховный Суд РСФСР, отметив в целом правильное разрешение дел этой категории, вместе с тем указал: «В некоторых случаях при рассмотрении дел в отношении членов религиозных общин и групп судами допускались нарушения социалистической законности, приводившие к осуждению верующих не за преступную деятельность, а фактически только за их принадлежность к той или иной группе, которая не была зарегистрирована местными органами власти или за религиозные убеждения» [662].

Для окончательной ликвидации в судебно-следственной практике ошибок подобного рода весьма важное значение имеет принятое 18 марта 1966 г. постановление Президиума Верховного Совета РСФСР «О применении ст. 142 Уголовного кодекса РСФСР» [663]. В нем исчерпывающим образом перечислены все виды нарушений законов об отделении церкви от государства и школы от церкви.

Одновременно Президиумом Верховного Совета РСФСР был принят Указ «Об административной ответственности за нарушения законодательства о религиозных культах». В нем также дается исчерпывающий перечень административно-наказуемых нарушений законодательства о религиозных культах. Таким путем законодатель не только четко обрисовал составы преступлений, предусмотренных ст. 142 УК РСФСР, но и провел достаточно полное отграничение этих преступлений от административных нарушений. Все это дополнительные законодательные гарантии ненаказуемости убеждений и вероисповедания.