Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

С 60-х годов наметился вполне определенный нигилизм и пессимизм в оценке причин преступности. Это явилось следствием того тупика, в котором оказалась буржуазная криминология при решении своей центральной проблемы за два века интенсивных изысканий.

III Международный съезд криминологов был посвящен специально проблемам понятия причин преступности. Рядом криминологов высказывались близкие к диалектическому пониманию причин преступности взгляды. В частности, Г. Хентиг настаивал на необходимости различать причины и условия. С ними соглашался Ж. Пинатель. На II Международном конгрессе ООН по предупреждению преступности несовершеннолетних также говорилось о различении «причин, факторов и условий», «факторов и показателей». Причина понимается рядом криминологов правильно как «движущая сила», как «фактор, воспроизводящий следствие». Причина – субъективный, психологический фактор. Условия – это способствующие или готовящие преступление факторы. Они суть объективные обстоятельства.

Однако для современного состояния разработки проблемы характерно неверие в возможность раскрытия причин преступлений, отказ от причинности как главного института криминологии. Например, Ирвин Дейчер в своем президентском обращении к обществу изучения социальных проблем в 1965 г. говорил, что социологи «тратили свою исследовательскую энергию в бесчисленных поисках факторов, сбивая с толку ошибочной бихевиористской посылкой стимула-ответа, в бесплодных поисках «причин». Такая концепция, как концепция этиологии отклоняющегося поведения, является не более продуктивной, чем более раннее предположение, что люди, которые ведут себя не так, как следует, поступают так либо под влиянием дьявола, либо в результате дефекта их генетической связи. Более старое предположение имеет по крайней мере то преимущество, что не требует такой затраты средств для исследования умственной энергии или лабораторного времени… Мы двигаемся по пути, который оканчивается тупиком в наших бесполезных поисках простого взаимоотношения причины-следствия, отыскивая факторы, черты и характеристики» [1221]. В материалах IV конгресса ООН по предупреждению преступности и обращению с правонарушителями (Киото, август 1970 г.), подготовленных секретариатом ООН и отражающих концепции американских криминологов, говорилось, что, несмотря на многие годы широких и интенсивных исследований, проводимых во многих странах, основные факторы, лежащие в ос нове преступности, пока не поддаются ясному и позитивному определению. Несмотря на все известные факторы, ассоциируемые с преступностью, – от семейных конфликтов и умственной неполноценности до перенаселенности, преступной психологии, заброшенности детей и нищеты, можно показать на примерах, что молодых людей, живущих в таких условиях и не совершающих преступлений, не меньше, чем тех, кто их совершает. Отдельные части известны, а их размеры, взаимосвязи или влияние на преступление часто неизвестны.

Вместо причинной связи предлагается иная зависимость, например функциональная и статистическая корреляция. Современные социологи и криминологи не ставят вопрос «почему?» Для них оказывается решающим вопрос «как?» Место законов причинности, генетических законов заняли законы сопровождения [1222].

При этом большинство буржуазных исследователей отдает себе отчет в различии причинности и корреляции. Известный американский криминолог Шелдон Глюк отмечал на III Международном конгрессе криминологов, что «корреляция указывает лишь на высшую вероятность функциональной связи… хотя и не дает возможности проследить конкретные скрытые звенья в цепи причинности» [1223].

Питирим Сорокин также критикует метод статистической корреляции как замену причинного метода. Он показал, к чему приводит такая замена, например, в установлении связи между умственной отсталостью граждан и их преступностью на исследованиях 163 000 лиц. Коэффициенты корреляции чрезвычайно противоречивы: они колеблются от минус 50 до плюс 76. Аналогичны колебания в корреляции по разным исследованиям между преступностью и неграмотностью, преступностью несовершеннолетних и школьной успеваемостью, между умственным развитием и моральными установками [1224].

И несмотря на это понимание, крупнейшие буржуазные криминологи предлагают заменить понятие причинности понятием корреляции. Г. Маннгейм пишет, например: «Настало время вообще отказаться от поисков причин преступности и заменить теорию множе ственности причин, которая эклектична и для многих ученых является бессмысленной, какой-нибудь менее претензионной, но более практичной формулой, то есть статистической корреляцией» [1225].

Еще более определенно высказывается Р. Квинни: «Первое: причинное объяснение не обязательно должно быть единственной целью криминологов. Целью любой науки является не формулирование и проверка последовательности теорий причинности, а конструирование последовательности наблюдаемых явлений. Объяснения в виде обобщенных ответов на вопросы «почему?» могут быть даны и в иной форме, не имея причинного объяснения. Наука о социальном человеческом поведении, очевидно, может существовать без упоминания о причинности».

Второй вывод: причинность не обязательно констатирует сущность действительности, но является методологическим построением наблюдателя. «Причины обязательно связаны со следствием, но это происходит потому, что наши теории их связывают, а не потому, что мир склеен космическим клеем» [1226], – цитирует Р. Квинни Н. Хансонена.

В приведенных положениях, полностью основанных на субъективно-идеалистической методологии агностицизма, отрицании объективности самой причинности, предлагается замена причинности простой временной последовательностью событий, хотя еще для древних философов было аксиомой: «post hoc, non propter hoc» («после того – не значит вследствие того»).

Множественность концепций причин преступности заключается в том, что насчитывается несколько десятков только наиболее распространенных теорий причин преступности социологических и биопсихологических; высказывания по проблеме причинности неизменно начинаются пространной критикой многочисленных учений и точек зрения на причинность, а затем дается собственная концепция автора, подчас являющаяся лишь неглубокой модификацией уже известных главенствующих теорий. Так, например, Г. Маннгейм пишет по этому поводу: «За последние десятилетия было слишком много социокриминологических теорий, каждая из которых претендовала на оригинальность и подчеркивала то, чем она отличается от своих предшественников, вместо того, чтобы обращать внимание на черты сходные. Вместе с тем фактические различия нередко оказываются слишком малозаметными и не служат оправданием той широкой информации, которая нередко предшествует новым теориям» [1227].