Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

В Великую Отечественную войну 1941–1945 гг. был нанесен громадный урон только что созданной социалистической собственности. Несоциалистическое государство он поверг бы на десятилетия разорения и нищеты. Враг уничтожил ⅓ социалистического богатства страны. Погибло 20 млн человек, 25 млн жителей остались без крова. В руины были обращены 1710 городов и более 70 тыс. поселков. Разорено более 40 % колхозов и около 45 % совхозов.

Общий процент коллективизации к 1945 г. в связи с освобождением западных областей Украины и Белоруссии, Молдавии и Прибалтики, а также разорением колхозов германскими фашистами составил 83,5 % [1256].

Частная собственность ныне уничтожена в СССР и ряде зарубежных социалистических стран. Но страны СЭВ занимают лишь ⅕ земной территории. На остальной преобладают капиталистические формации. Влияние порождаемой ею индивидуалистической психологии, той самой морали конкуренции, «духа потребительского общества», о которых много пишут буржуазные социологи, на советских людей – фактор реальный и значительный.

Ликвидация частной собственности не означает автоматического и немедленного исчезновения порожденных ею частнособственнических традиций: паразитизма, корыстолюбия, стяжательства, мелкобуржуазно-мещанской бытовой психологии и т. п. Для исчезновения этих традиций, как отмечал В. И. Ленин, потребуются «годы и десятилетия… чтобы вытравить проклятое правило: «каждый за себя, один бог за всех»… чтобы внедрить в сознание, в привычку, в повседневный обиход масс правило: «все за одного и один за всех», правило: «каждый по своим способностям, каждому по его потребностям», чтобы вводить постепенно, но неуклонно коммунистическую дисциплину и коммунистический труд» [1257].

Именно ликвидация частной собственности в СССР означала устранение коренной социальной причины преступности. Вместе с ней из жизни советского общества навсегда ушли другие коренные социальные причины преступности – безработица, нищета, безграмотность, беспризорность. Судимость за последние двадцать лет и количество осужденных уменьшились в 2,5 раза [1258].

В отличие от своего американского коллеги французский криминолог Ж. Пинатель не отвергает значения экономических факторов в числе причин преступности. Однако он оценивает их однопорядково с другими, например, географическими, факторами. Причинами преступности он считает 4 группы факторов:

1) географические (соотношение городов и сельской местности);

2) экономические (индустриализация, безработица);

3) культурные (отрицательное влияние кино и телевидения, необразованность, безбрачие, беззаконие);

4) политические (соотношение между преступностью и политическим режимом) [1259].

Анализируя политические факторы, Ж. Пинатель в одной группе рассматривает безбрачие и беззаконие, кардинально противоположные политические «режимы». Это лишний раз подтверждает актуальность ленинских положений о партийности всякой науки [1260].

Ближе других сторонников теории факторов к марксистскому пониманию причин преступности подошел канадский криминолог профессор Монреальского университета, директор криминологического департамента в г. Монреале Д. Сабо. Он считает, что причины преступности нужно искать в элементах культуры и социальной организации всего общества, которые интегрируются личностью в различных социально-культурных системах.

На первое место Д. Сабо ставит элементы экономической системы, ибо эта система составляет базис социального строя. Пишет он и о противоречиях в экономическом базисе как условии преступности.

Однако буржуазная ограниченность не позволила Д. Сабо подняться в научном анализе причин преступности до классовой позиции. Он пишет о системах не социалистических и капиталистических, а о географических категориях типа «в странах Америки и Европы» [1261].

В буржуазной криминологии весьма подробно и довольно глубоко анализируется влияние на преступность отдельных факторов, например, культа секса и насилия проповедываемого средствами массовой информации в капиталистических государствах, распада семьи, коррупции полиции и юстиции и т. д. и т. п. как конкретных условий преступности. В таких исследованиях, как правило, приводится добротный статистический материал и результаты вполне репрезентативных криминологических исследований. Именно к такого рода исследованиям относятся слова В. И. Ленина о том, что, оставаясь, конечно, буржуазной точкой зрения, они дают приблизительно правдивую картину действительного положения вещей [1262].

Среди биосоциальных теорий причин преступности наиболее распространены теории опасного состояния, фрейдистские (психоаналитические) теории, теория психопатологических причин преступности, наследственные теории, теории конституционального предрасположения, расовые теории.

Впервые понятие опасного состояния было сформулировано итальянским криминологом Гарофало в книге «Критерии опасного состояния» (1880 г.). Опасное состояние понималось им как перманентная (изменчивая) и имманентная (внутренне присущая) человеку склонность к совершению преступлений.

Современный активный сторонник теории опасного состояния Ж. Пинатель так обрисовывает это понятие. Опасное состояние – явление не юриспруденции, а клиническое, раскрываемое главным образом клиническими же методами. Всякая криминологическая диагностика, по мнению Ж. Пинателя, проходит 3 этапа: диагностика преступных способностей; диагностика социальной неприспособленности (адаптации) и диагностика опасного состояния.

Первый вид диагностики выявляет преступный порог лица, т. е. легкость перехода его к преступлению. Показателями этого служат в свою очередь три фазы. Первая фаза – «этический эгоцентризм» – имеется у лиц, которые в своем сознании и морали обесценивают законы и юстицию, считают, что они честнее тех, кто может их осуждать.

Вторая фаза преступного состояния – стадия «сформулированного согласия», когда лицо больше не удерживается угрозой наказания.

Третья фаза проявления опасного состояния – период кризиса, который непосредственно предшествует преступному акту. Человек в таком состоянии агрессивен и может довести дело до конца, несмотря ни на какие препятствия. В своей преступной готовности человек уже психически преодолел препятствия общественного позора, страха перед наказанием и иные препятствия к преступному акту. «Эгоцентризм, лабильность, агрессивность, эффективность, безразличие, составляют центральный стержень преступной личности, а следовательно, ее криминальных способностей или темибильности» [1263].